У стен Анакопии - страница 32
К обряду крещения Юлдыз отнеслась с любопытством, но когда в Большом храме стала рядом с Федором под венец, ею овладело странное состояние, похожее на оцепенение. Оно возникло в тот момент, когда она узнала в Федоре очарованного ею молодого абазга. Юлдыз на миг вскинула на него изумленные глаза и потом уже до конца венчания не поднимала головы.
Федор тоже смотрел себе под ноги. Они были оглушены близостью друг к другу, оба трепетали перед тем неизведанным, чему давали обет; они стыдились смотреть людям в глаза, машинально повторяли слова, которые им подсказывали, непослушными будто чужими ногами ходили вокруг аналоя. Абазги обсуждали достоинства и недостатки невесты. Мужчинам она нравилась, а женщины находили ее неприятной. Они язвительно перешептывались:
— У хазарки глаза, как у лисы...
— Как у рыси...
— Да что там — раскосая! Вы только посмотрите!..
— Она лошадиное молоко пьет...
Но были и иные разговоры, знай о которых, Леон и Дадын заставили бы болтунов прикусить языки.
— Загорелось ему. Раньше старшего брата женится. Еще усы не отросли. Мог бы подождать.., — шептал Малхаз, наклоняясь к уху Дигуа.
— Леон тоже скоро возьмет жену, — ответил тот.
— Кого?
— Дадынову внучку... — Малхаз озадаченно вытаращил глаза иа Дигуа.
«Осадить, осадить его надо, как зарвавшегося коня», — подумал о Дадыне Дигуа. Его ненависть была бы еще сильней, если бы он знал, что мысль женить Федора на дочери кагана подсказана Леону Дадыном.
Анакопия пышно праздновала свадьбу. К богатому приданому невесты все главы родов добавили свои подношения. Самый дорогой подарок Федору преподнес Сияс. Эта был большой турий рог, наполненный золотыми монетами. Свадебное пиршество, перемежаемое джигитовкой, борьбой и стрельбой из луков, продолжалось несколько дней. Все это время Федор томился ожиданием. Наконец, ему разрешили отправиться к молодой жене. Его сопровождал Сияс. Он видел, что Федор бледен и едва передвигает ноги.
— Будь мужчиной, иди смело.
Сияс жарко зашептал ему на ухо наставления. Федор вспыхнул и оттолкнул непрошеного советчика.
Юлдыз сидела на постели, но тотчас же встала и со страхом стала следить за ним. Он нерешительно ходил по комнате, бросая на нее смущенные взгляды, потом остановился перед ней. Наконец они могли разглядеть друг друга. Девушка робко сказала:
— Я забыла свое новое имя.
Федор рассмеялся.
— Тебя назвали Ефросиньей, но ты Хибла — это значит золотоглазая. Я всегда буду тебя так называть.
— Хибла, — повторила она с доверчивой улыбкой. — Красивое имя.
Глаза ее сверкнули, обдав Федора жарко вспыхнувшей радостью. Она сняла с себя пояс с маленьким кинжалом и бросила ему под ноги. Он с недоумением смотрел на нее, не зная, как это понять.
— Теперь я твоя раба, — сказала она, краснея и опуская голову...
Хазары ушли сразу после свадьбы, оставив весь скот и лошадей, предназначенных в приданое. С Юлдыз Тугуз оставил лишь няньку, нескольких рабов и врачевателя—тибетца Шан Биби. В ночь перед уходом тархан и врачеватель допоздна беседовали с глазу на глаз.
МАРИНЭ
Не должно застигнутым смертью врасплох, всего, что хотел, не свершив на земле, тебе, властелину, сокрыться во мгле. Фирдоуси
1
Абазги и апсилы связывают свои знаменательные даты с каким-нибудь памятным событием; они говорят: это было в год большой воды в реках, или — это произошло в то лето, когда падали звезды. И те и другие помнят тот год, когда спафарий Лев был в их краях. Этот человек, оставивший кровавый след на земле абазгов и ставший впоследствии императором Византии, сыграл заметную роль в истории Апсилии и Абазгии.
Выполнив коварный замысел императора Юстиниана II — руками аланов наказать абазгов за попытку отложиться от империи, — Лев надолго застрял в горах. Он знал, что абазги охотятся за ним. Они предложили аланам за него много золота. Те, для видимости, согласились передать Льва абазгам, но, получив золото, отбили спафария. Однако абазги не теряли надежды отомстить ненавистному посланцу императора. Лев каждую минуту ждал их беспощадную стрелу и проклинал судьбу. Все знали, что император послал Льва на это опасное дело в надежде избавиться от честолюбивого исаврита. Это не было секретом и для него самого.