У стен Анакопии - страница 8

— А если Лев не сделает тебя правителем Абазгии?

Леон нахмурился.

— Я принял Абазгию по наследству, бог и люди тому свидетели. Если император пришлет иноплеменника, абазги не признают его. Льву от Эгриси и Абазгии помощь в войне нужна. Ссориться с нами он не станет.

— Лучше, если ты не станешь правителем, — вдруг сказала Амза.

Леон рассмеялся: — Ты сейчас говоришь, как женщина. Ты забыла, чему тебя учил твой дед.

Девушка не смутилась.

— Мое сердце жаждет тебя, — страстно заговорила она. — Ты родил во мне радость. Я хочу быть матерью твоих детей, хочу быть с тобой всегда, а архонты вечно в походах, с воинами, в битвах... Я не хочу, чтобы ты воевал. Сколько абазгской и апсильской крови пролито? Зачем? Разве мало людям места на земле? — В глазах девушки заблестели слезы. — Мы уйдем с тобой далеко в горы, построим хижину и будем жить счастливо. Анана-Гунда^>[18]будет покровительствовать нам, Айергь и Ажвейпш будут милостивы к тебе...

Леон встал. Его тронула и вместе с тем озаботила вспышка чувств девушки.

- Амза, ты прекрасна. Ты могла бы украсить трон любого царя. Но знай: я не поколеблюсь отдать свою и твою жизнь за Абазгию, если по воле всевышнего это потребуется. Я правитель, воин. Плохой я буду пастырь, если отдам свою страну на растерзание ромейским или агарянским волкам. Разве твой ум не постигает этого?

— Прости меня, мой повелитель...

- Не забывай, ты абазгка.

— Да, мой повелитель, я абазгка! — Девушка гордо выпрямилась. — Забудь мою минутную слабость. Ты — воин. Я буду молиться святому Георгию и духам гор, чтобы они покровительствовали тебе. Твоя Амза всюду пойдет за тобой.

Девушка прижалась к Леону и притихла. Только глаза ее светились радостью. Леон неохотно разжал обьятия.

— Амза, скажи деду, пусть ночью тайно придет ко мне.

Он вынул из колчана стрелу и переломил ее надвое. Одну половину оставил у себя, другую отдал Амзе.

Стража не задержит его, если он покажет ей эту половину стрелы.

5

Но Дадын в эту ночь не пришел. Появился он лишь спустя три ночи, чем немало рассердил правителя. Войдя, покосился на горящую под иконами лампаду, не перекрестился, а словно от комара отмахнулся, шапку, однако, снял. Леон с раздражением подумал: «Эйрих- Аацных^>[19]у него в большем почете, чем святые иконы».

— Да видеть тебе только добро, — сказал Дадын.

— Добро пожаловать, — ответил Леон традиционно. Однако не выдержал: — Ты заставил себя ждать.

— Умерь гнев в своем сердце, — спокойно ответил Дадын.

— Садись к огню, — велел Леон.

Дадын с достоинством поклонился и сел, предварительно сбросив мокрую от дождя бурку; под ней оказалась синяя шелковая рубаха, поверх которой был надет легкий кожаный панцирь. У пояса висел длинный узкий меч. Дадын отстегнул его и бросил на бурку. Старик высок, костист, жилист. Сколько ему лет, не угадаешь: шестьдесят или все восемьдесят? Не человек — корень тисовый. Дадын швырнул в очаг половину стрелы.

— Не понадобилась, — с усмешкой сказал он.

Леон нахмурился.

— Как прошел? Спит cтража?

— Стража твоя бодрствует, но лучше, если она меня не увидит. Рабы продажны...

— Не рабы они — воины и верны мне.

— Верю, но осторожность не лишняя. Ромеям донесут: архонт с камаритом тайную встречу имел. Нехорошо будет. Твой дом хотя из камня, как у ромеев, но для меня не преграда. Я колдун, — Дадын осклабился.

— Я не дитя! Говори, как прошел? Не дело, если в дом правителя каждый может пройти.

— Не каждый... Есть в доме тайный ход под землей. Мне его твой отец показал.

— Кто о нем еще знает?

— Только я и брат твой.

— Федор знал и молчал? — Леон почувствовал, как к его лицу прилила кровь. — Не доверяли мне?

— Воля покойного отца вашего была такова: показать тебе ход только через год.

— Покажешь сейчас, — категорически заявил Леон.

Некоторое время Дадын молча смотрел в огонь, протянув к нему длинные руки с цепкими пальцами. Леон не торопил его. Он поставил перед Дадыном кувшинчик пина, принес две серебряные чаши, сыр, холодное мясо, маслины и несколько пшеничных лепешек. Потом налил себе и Дадыну вина.

— Да не оскудеет твой дом! — сказал Дадын.

— Пусть удача не обходит тебя! — ответил Леон, поднимая чашу.