У страсти в плену - страница 13

Я была в таком отчаянии и так ревновала, что пообещала сделать все, о чем бы он ни попросил меня. Тогда мой муж разделся, и я увидела, что фаллос его завернут во что-то резиновое, что сделало его огромным. Я испугалась. Но все же позволила ему войти в меня. Хотя вся эта штука и была сделана из резины, поначалу мне было немного больно, но когда я почувствовала, что мужу это очень приятно, я не остановила его. Я только о том и думала, чтобы это удовольствие сохранило мне моего мужа. Он клялся, что так оно и будет, что он больше не захочет спать с китаянками. Но все равно по ночам я не могла уснуть, продолжая прислушиваться. Пару раз я слышала что-то, но у меня не хватило храбрости проверить свои подозрения. Я почти помешалась на мысли, что мой вход становится больше и я могу давать ему все меньше радости. В конце концов беспокойство мое стало таким невыносимым, что я заболела, вид у меня стал ужасным. Я решила бежать и поехала в Шанхай. Остановилась в отеле и дала своим родителям телеграмму с просьбой прислать мне деньги на обратный билет.

В гостинице я познакомилась с американским писателем, высоким грузным человеком, необычайно энергичным, который обращался со мной так, словно я была мужчиной, его приятелем. Мы развлекались вместе. Когда он был чем-то доволен, он, не задумываясь, хлопал меня по спине. Мы пили и открывали прелести Шанхая.

Однажды он напился у меня в комнате, и мы стали бороться словно двое мужчин. Он ничего мне не спускал. Мы оказывались в самых разных положениях, катаясь и ворочая друг друга. Он бросал меня на пол, мои ноги оказывались на его шее, затем он бросил меня на кровать, и голова моя касалась пола. Я думала, что позвоночник мой треснет. Мне нравилась его сила и тяжесть. Я вдыхала запах его тела, когда мы прижимались друг к другу. Наконец мы запыхались. К тому же, я ударилась головой о ножку стула. Все это длилось довольно долго.

Мой муж заставлял меня стыдиться своей силы и своего веса. А того человека, наоборот, и то и другое радовало, и мне с ним было легко. Он сказал: «Вы как тигрица. Это чудесно». Наша шутливая борьба кончилась, и мы оба почувствовали страшную усталость. Мы просто свалились на кровать. Мои брюки порвались, пояс сломался. Рубашка висела. Смеясь, мы выпили еще. Я снова легла, чтобы отдышаться. Тогда он просунул голову мне под рубашку, стал целовать мой живот и принялся снимать с меня брюки. Неожиданный телефонный звонок заставил меня вскочить. Я не представляла, кто бы это мог быть, потому что не знала в Шанхае ни одной живой души. Я сняла трубку и услышала голос мужа. Каким-то образом он узнал, где я. Он говорил и говорил, и постепенно мой друг пришел в себя и стал продолжать свои ласки. Это было приятно — говорить с мужем, слушать его уговоры вернуться и одновременно ощущать, как мой пьяный друг становится со мной все свободнее: он снял с меня брюки, ласкал меня между ног, целовал и трогал мои груди. Удовольствие было таким острым, что я старалась затянуть разговор. Мы все очень подробно обсудили. Муж обещал отослать служанок и предлагал приехать за мной сюда, в гостиницу. Но я вспомнила все, что он сделал, вспомнила все, что происходило в комнате рядом со мной, вспомнила его бессердечность и то, как он обманывал меня. И я поддалась дьявольскому искушению. Я сказала мужу: «Не приезжай, и не пытайся встретиться со мной. Я живу с другим человеком. Вот он лежит сейчас здесь со мной и ласкает меня, пока я с тобой разговариваю». Я слышала, как муж грязно выругался. Я была счастлива. Я повесила трубку и, прижавшись к большому телу моего нового друга, утонула в нем.

Мы отправились в путешествие вместе.

Ветер снова распахнул дверь, и женщина пошла закрыть ее. Но ветер уже утихал, и это был его последний порыв.

Женщина вернулась. Я думал, что она продолжит свой рассказ. Мне любопытно было узнать, что было с новым ее приятелем и почему она одна. Но принцесса викингов молчала.

На следующий день, когда мы встретились на почте, она, похоже, даже не узнала меня.

Художник Новалис только-только женился на Марии — испанке, в которую он влюбился потому, что она была похожа на его любимейшую картину «Обнаженную Маху» Гойи.