У тихой Серебрянки - страница 3
Однажды в полдень меня послали охранять мост между Сырском и Кормой. Вскоре над поселком закружил самолет-разведчик. Он спускался все ниже и ниже. Уже отчетливо вижу кресты на крыльях. Стоять у моста стало опасно, и я спрятался невдалеке в кустах ивняка.
Самолет еще раз развернулся и, почти касаясь труб спиртзавода, летел прямо на меня. Я выстрелил. Затем еще два раза. Фашистский стервятник поднялся выше, словно испугался моих выстрелов, сделал еще один круг над Кормой и ушел на запад.
Женщины из соседних домов видели этот поединок с самолетом, некоторые хвалили, а одна набросилась на меня:
— Да куда тебе с этой пуковкой против самолета!
А через часа полтора, надсадно воя, сюда прилетели шесть бомбардировщиков. Наш маленький городок впервые оглушили взрывы. Я лежал на дне окопа у самого моста и плотно прижимался к земле.
Когда фронт стабилизировался на Днепре, бойцы истребительного батальона доставляли раненых из полевых госпиталей в Корму. Здесь в районной больнице и ближайших домах на скорую руку оборудовали временный госпиталь. На наши плечи легло и такое — подобрать в помощь медперсоналу девушек и молодых женщин, чтобы они стирали бинты, белье, а из дома приносили раненым молоко и фрукты. Не раз доводилось нам сопровождать к фронту обозы с хлебом, сухарями, мясом. А ночью мы обычно находились на постах: охраняли пекарню, которую оборудовали прямо в парке возле Сырска, патрулировали перекрестки дорог, улицы.
Однажды истребительный батальон подняли по тревоге. На грузовиках мы помчались в Руднянскую лесную дачу вылавливать немецких летчиков, которые выбросились из самолета, подбитого нашими истребителями. Фашисты отстреливались. Двоих летчиков поймали и привезли в Корму.
Постепенно батальон уменьшился количественно. Остались лишь старики, кое-кто из руководящих работников района, милиционеры да несколько таких, как я, негодных для несения воинской службы в регулярных частях. Остальных мобилизовали в армию.
А работы все прибавлялось. Готовились к уходу в подполье, если немцы оккупируют район. В лесных чащах создавали склады продуктов, обмундирования и оружия.
В ночь на 14 августа нам, назначенным патрулями, прочитали приказ: в случае отхода советских войск и появления немцев, уходить за Сож, в деревню Бель.
Тревожной была эта ночь. По дорогам двигались обозы с ранеными, брели беженцы. Почему-то не слышно было канонады. Только огромное зарево в полнеба полыхало на западе, косой дугой захватывая и северную часть.
Пекарню, возле которой я стоял на посту, в полночь эвакуировали. Мне так хотелось уйти вместе с теми, кто обслуживал ее. Но приказ есть приказ.
Я забежал в Сырск за Катюшей Савельевой, с которой связывала меня давняя дружба, а затем заглянул в школьную квартиру, где жили мои родители. Их не оказалось: ушли с последними частями Красной Армии. Катюша упросила меня взять и Нину Савельеву, ее двоюродную сестру. Втроем мы отправились за Сож.
Командир роты Александр Сцепура приказал мне вернуться в районный центр и разведать обстановку. Вместе со мной пошла Нина Савельева, которая уже не раз помогала бойцам истребительного батальона.
Под вечер мы были в Корме. Нину я оставил в густом картофлянике на огородах, отдал ей свою винтовку, а сам кустами вишняка пробрался к центру, свернул на улицу Ильющенко. Она вела прямо на Сырск. И вот тут, в небольшом промтоварном магазине, я впервые увидел немцев. С засученными рукавами они рылись на полках. Летело на пол все: куски ситца, посуда, какие-то коробки.
Я решил тихонько проскользнуть мимо, но из-за поворота навстречу вышли два немца.
— Золдатен!
Я повернул в сторону, хотел перебежать через дорогу в открытую калитку, но в тот же миг кольнула мысль: «Он вскинет автомат, и пуля догонит меня на середине улицы…»
— Хальт! — раздался снова тот же голос.
Медленно, будто не меня это касается, оборачиваюсь. Немец держит в одной руке автомат, а другой подзывает меня. Не тороплюсь, обдумываю, что сказать ему.
— Руссиш золдатен? — Он тычет рукой мне в грудь.
Не ждал я, что первый вопрос гитлеровского оккупанта будет таким.