У ворот Северина - страница 8
— У меня, товарищ Валер, не было заданий. Связной меня посылал в разные места, назначал разные встречи, и это все. Мне ничего не поручали. Правда, ничего… — Он пожал острыми плечами, вытер рукавом нос, глядя прямо в глаза Валериу, немного опасливо, но с большим почтением.
У Максима родителей не было. Отец, портовый грузчик, погиб на фронте, мать, работавшая прачкой, погибла при первом же налете англо-американской авиации на город. Оставшись сиротой, он жил на подаяния соседей, пока знакомый пекарь не взял его учеником в булочную «Братья Графф».
— Так, говоришь, ничего не поручали, Штефан?
— Не поручали, товарищ Валер.
— Ну, не совсем так, — возразил Валериу и улыбнулся, глядя с братской нежностью на маленького сироту, которого приметил сразу же, как только тот вступил в организацию. — Эти встречи тоже имеют свой смысл. Товарищи проверяли твою пунктуальность, серьезность, с которой ты относился к тому, чтобы прийти точно в назначенное время на указанное тебе место, ведь в конечном счете и это входит в задачу организации. Понимаешь?
— Понимаю, товарищ Валер…
— Потом тебе поручат и другие задания. И ты станешь их выполнять с такой же добросовестностью, с какой приходил на встречи. Только будь начеку, не допусти оплошности, а то бывает, она оборачивается бедой…
— Все будет в порядке, товарищ Валер.
— Ладно, садись, Штефан, — закончил разговор с ним Валериу. — Теперь, товарищи, я объясню, что нам предстоит. Ничего не записывайте. Значит, так: как можно быстрее и осторожнее распространить пять пакетов листовок, которые мы получим от нашего товарища из партийной организации…
В этот момент остервенело залаяла собака, заскрежетала по натянутой проволоке железная цепь. Валериу замер на полуслове. Ребята испуганно переглянулись. Дана почувствовала, как сердце забилось сильно-сильно, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди. Она сжала руку Лилианы, а та, дрожа как в лихорадке, инстинктивно закрыла лицо руками, чтобы не видеть, не слышать, не знать ничего, что неминуемо здесь случится. Им впервые приходилось переживать такую страшную минуту. До этого никто и никогда не обнаруживал места их встреч, не нарушал мирного хода собраний, все проходило гладко, будто и не надо было опасаться полиции. И вдруг…
— Бежим! — сказал Павел и поспешно надел сандалию. — Через минуту только нас и видели!
Словно по команде, они повскакали с мест. И снова, затаив дыхание, застыли безмолвно, как изваяния. Непонятно было, что делать. Они растерялись. Танца начала тяжело вздыхать, вытирая тыльной стороной ладони катившуюся по щеке слезу. Увидев это, Максим рванулся к ней, схватил за руку, повернул к себе лицом:
— Малышка, да что с тобой? Ну нее, перестань!.. Товарищ Валер, — обратился он к секретарю, который стоял перед ними напряженный и суровый, — посмотри, как плачет эта малявка, можно подумать, у нее умерла родная мама…
— Тсс, оставь ее в покое!
Валериу обогнул стол и подошел к окну. Осторожно слегка отдернул занавеску и внимательно осмотрел двор. Никого не было видно в этот знойный полуденный час. У забора торчала прогнившая, покосившаяся собачья будка, перед ней была накидана куча соломы; чуть подальше — перевернутый стул, без ножки, с разбитой спинкой, таз с отлетевшей эмалью; около шелковичного дерева крутилась стайка цыплят, они клевали тутовые ягоды вслед за наседкой, которая важно вышагивала, высоко держа голову, останавливаясь только, чтобы проверить, здесь ли ее птенцы. Собака вернулась от ворот, успокоенная, с опущенным хвостом, таща за собой длинную ржавую цепь, улеглась на соломе перед будкой, мордой на передние лапы, и застыла. Полежав какое-то время, она неожиданно подняла голову, потом встала и снова залаяла в сторону улицы. Сквозь этот лай донесся звук губной гармошки.
Валериу поднял руку, что означало — тихо, ни слова; все снова напряглись в ожидании неведомого.
— Слышите, гармошка! — сказал он тихо и кивнул в сторону окна.
— Это Лика, — прошептал Аурел и подошел к окошку. — Значит, нам надо…
— …бежать! — взволнованно продолжил Ромикэ. — Павел прав…
— Тсс! Спокойно, товарищи! Кажется, слышны голоса.