Убейте льва - страница 19

— Зайдем в казино, — говорит он.

Сраженный горем старикан тащится за ним. Он был бы убит наповал, если бы мог знать, что сверху, стоя в тени среди херувимов, Бестиунхитран, который все видел, смотрит им вслед, сжав челюсти и нахмурив брови. Как только они исчезают из виду, он поворачивается и шагает по темному коридору, погрузившись в раздумье и скрестив на груди руки. Но неторопливый шаг обращается в яростный бег, едва он осознает, как тяжко его оскорбили.

Он мчится мимо Салона воспоминаний, мимо Китайского салона, своего кабинета и Зеленого салона, останавливается перед последней дверью и распахивает ее ударом ноги.

Мордона из глубины кресла, где он читал «Весь свет» и подремывал, вскидывает глаза и замирает от ужаса. Бестиунхитран врывается, как взбесившийся слон, чуть не вышибив дверь.

— Кончено! Никаких Аэропланских сил! С этим подонком нельзя иметь дело! Я предлагаю ему чин вице-адмирала воздушного флота, а он отвечает, что ему, мол, надо подумать! Целых два дня! Я разрешаю, а через пять минут, на лестнице, он говорит этому старому своднику, который его притащил, что ответит мне… пр-р-р! — Он издает губами такой же непристойный звук и топырит конечности точно так же, как это делал Куснирас.

Мордона краснеет. Бестиунхитран продолжает:

— Мне он хочет испортить воздух, я ему отравлю существование.

В казино идет пир. В Большом зале умеренные устраивают грандиозный ужин в честь возвращения Пепе Куснираса. Круглый стол, покрытый белой скатертью, сервирован на двенадцать персон. Все пьют, едят, пачкают скатерть коричневым соком каракатиц, жиром жареных цыплят и шоколадным кремом. Андрес Бирручодарре, тихий испанец, ставший метрдотелем в Пончиканском казино, подбирает пустые бутылки от «Шабле» и «Вальполичеллы»; не теряется и Паблито Замухрышка, сгребающий на поднос объедки от обильных блюд; потом он угостит друзей в кафе гаванскими сигарами, коньяком «Мартель», а также россказнями доктора Убивона.

— Ну и порезвились мы, когда женился король Бурбон Длинный Нос: бомба на Гранвиа, бомба в Сан-Антонио и бомба в ризнице. Прикончить мы его не прикончили, но устроили ему славную брачную ночь.

Пепе Куснирас, Коко Даромбрадо, Пако Придурэхо и Жеребчик Ройсалес — друзья детства и отчаянные повесы — хохочут вместе с представителями старшего поколения: доном Мигелем Банкаррентосом, уже почти не хромающим; доном Бартоломе Ройсалесом, отцом Жеребчика, и доном Касимиро Пиетоном, сменившим черный костюм на одежду богемы. Дон Карлосик вымученно улыбается, ибо от этого ужина у него разлилась желчь. Благодилья и сеньор Де-ла-Неплохес — выразители истинного патриотизма — изображают на своих лицах осуждение. Дон Игнасио Пофартадо, который в молодости, до того как попасть в Пончику, был монархистом, а теперь боится всего на свете, говорит Убивону:

— Из-за той самой ночи, которую вы испортили королю, вам и пришлось забиться в Пончику?

Убивон встает и, глядя на хрустальную люстру, говорит:

— Да будет благословенна эта земля, меня не породившая.

Взрыв хохота и буря патриотических аплодисментов.

— В самом деле? — спрашивает Пофартадо.

Молодые люди надувают губы и делают вид, будто оскорблены за родину таким обидным замечанием. Убивон отвечает, что ему выпало редкое счастье пустить корни на этой земле, и Пофартадо, всегда готовый сдать позиции, начинает клясться, что чувствует себя «пончиканцем почище других».

Благодилья и сеньор Де-ла-Неплохес встают, чтобы распрощаться.

— Пора домой и за дела, — объясняет Благодилья, не прикоснувшийся к спиртному. Подойдя к Куснирасу, говорит: — Завтра не спеша обсудим план вашей избирательной кампании, Инженер.

Дон Карлосик, землисто-серый, говорит:

— Я иду с вами.

Пофартадо, более не желающий ввязываться в разговоры и чувствующий себя лишним, тоже уходит.

В отсутствие кислых лиц празднество оживляется.

— Пусть нам доставят девочек! — просит Коко Даромбрадо.

— Правильно, пусть доставят! — подхватывают другие, хлопая в ладоши.

— Если нам их доставят, — предостерегает дон Бартоломе своего сына Жеребчика, — дома помалкивай, юноша, или не быть тебе членом казино.