Убежище - страница 11

– Это точно, – искренне сказала Фейт.

Хоуп покачала головой:

– Нет, это всегда напоминало бы о том, что я в итоге поступила по-своему. Он не может создать такой прецедент. У него еще остались две дочери, которых можно принудить к нежеланным бракам. Возможно, он даже планирует отдать их Эрвину.

Фейт съежилась.

– Я так не думаю. Ему не слишком нравится, как Эрвин обращается со мной. Где-то в глубине души папа знает, что ты была права насчет Эрвина. Он просто не готов это признать.

Сколько дочерей он готов из-за этого отдать на растерзание?

– Как тебе удалось выскользнуть из дома? – спросила Хоуп. – Не представляю, как Эрвин мог оставить тебя одну, зная, что я в городе.

– Он сейчас с Рэйчел, семнадцатилетней дочкой Тэтчера. Они поженились только неделю назад, и пока она ему не надоела. Он любит молоденьких, Хоуп. Он почти не расставался со мной в первый год после свадьбы. Но потом я забеременела. Мой большой живот кажется ему… непривлекательным, так что он практически всегда спит в другом месте.

– Тебя огорчает, что он уходит к другим?

– Нет, я этому очень рада. Я едва выдерживаю его прикосновения, – сказала Фейт, содрогнувшись.

При мысли, что ее восемнадцатилетняя сестра недостаточно молода для Эрвина, Хоуп ощутила во рту привкус желчи. А может, и от представившейся картины, как он прикасается к Фейт.

– Мы должны вызвать полицию, – сказала она. – Если Рэйчел нет восемнадцати, это считается изнасилованием.

Фейт резко опустила плечи:

– Я не могу так поступить с папой. Это выставило бы церковь в негативном свете и повредило семьям, которые стараются жить по «принципу».

Хоуп хотелось спросить, какая связь между принципом, по которому живут эти люди, и возрастом. Но она понимала, что Фейт испытывает гораздо больше симпатии к верованиям церкви, чем она сама, особенно после столь долгого отсутствия.

– Насильников не должны принимать ни в каком обществе. Даже в таком тесно связанном, как это, – сказала она, придерживаясь логической цепочки, которую Фейт не сможет опровергнуть.

– Не думаю, что его можно назвать насильником, – сказала та. – Рэйчел вышла за него замуж, не особенно сопротивляясь. И он слишком осторожен, чтобы прикоснуться к кому-то, кроме своих жен.

– Ты в этом уверена? А его дети?

– Не думаю, что он мог причинить кому-то из них боль, – сказала Фейт, но ее голосу недоставало уверенности, и Хоуп занервничала еще сильнее.

– Ты рассказывала Джеду о своих подозрениях?

– Каких еще подозрениях? Я же сказала, что не считаю его способным причинить боль кому-то из своих детей.

– Ты боишься, что он может сделать это.

Фейт медлила с ответом.

– Фейт?

– Ну, я уже пыталась поговорить с папой кое о чем сказанном Эрвином, но он не стал меня слушать. Эрвин – его брат, и к тому же набожный.

– Набожный? – фыркнула Хоуп.

– Он притворяется таким, особенно перед святыми братьями. К тому же ты ведь знаешь, что полиция ничего ему не сделает. Ты ведь слышала, как папа говорил уже миллион раз: «Здесь Америка. Преследовать людей за их веру идет вразрез с принципами, на которые опирается эта страна. Мы просто живем по Божьим законам. Мы что, должны забыть Его слова только потому, что кто-то решил, что так надо?»

Хоуп и хотелось бы согласиться, что уважение к свободе веры может быть той причиной, по которой полиция, как правило, не лезла в дела общины. Но она знала, что здесь в немалой степени замешана политика. В 1957 году, в последний раз, когда власти попытались прижать многоженцев, телеканалы стали показывать отцов, которых отрывали от плачущих жен и детей, и общественное мнение быстро обернулось против полиции и ее попыток что-то сделать.

– Полиция вмешается, если мы сможем доказать, что с детьми плохо обращаются, – сказала она.

– В том и проблема. У меня нет доказательств. Только неприятное чувство, что с Эрвином что-то не так.

Одиннадцать лет назад Хоуп уже испытывала подобное чувство. Но по одному только подозрению трудно признать кого-то виновным.

– Знаешь, они любят тебя, – вдруг сказала Фейт, переводя разговор на другую тему.

– Кто? – не поняла Хоуп.

– Папа. Боннер. И может, даже Эрвин.