Убежище - страница 6
Горечь за отца и вина за то, что бросила мать, всколыхнулись в Хоуп. Она всегда была правой рукой матери и ее единственным близким человеком.
«Из всех мест в мире моя семья выбрала для жизни именно это», – подумала Хоуп, глядя, как ее сестры складывают на ближайший к ним столик булочки и ветчину. По некоторым подсчетам, в Юте, северной Аризоне, Айдахо, Монтане и отдельных районах Мексики и Канады проживало около 60 тысяч приверженцев многоженства. Так что Супериор был не единственным местом, где практиковались множественные браки. В основном эти люди жили маленькими общинами и объединялись по несколько семей, придерживавшихся одинаковых доктрин. Но доктрины могли различаться от общины к общине и иногда уходили достаточно далеко от первоначальных мормоновских верований, что породило огромное количество отколовшихся от истоков сект. Самые консервативные общины настаивали, что секс может служить только способом размножения. Другие же – как церковь ее семьи, к примеру, – считали, что мужчина имеет право заниматься сексом с женщиной в любое время и столько, сколько захочет, поскольку она ему «принадлежит».
Тем не менее в Супериоре жило 1517 душ, и только половина из них была прихожанами Предвечной апостольской церкви. Шанс родиться здесь, в таком крошечном обществе, наверняка был один на миллиард.
К сожалению, шансов выбраться отсюда было примерно столько же.
Под гнетом цели своего приезда Хоуп вернулась к машине и вытащила цветы, которые срезала в своем саду для матери. Ей надо было как можно скорее показать свое присутствие. Откровенно поговорить с матерью и сестрами будет проще, когда поблизости нет отца. Учитывая ее внезапный побег и то, сколько лет прошло с тех пор, как она с ними виделась, не приходилось рассчитывать на взаимопонимание даже без вмешательства отца. Мать Хоуп считала, что ее вера в Бога требует полного подчинения мужу. Поэтому было очень сложно заставить ее услышать то, что шло не от отца или с кафедры проповедника.
Хоуп глубоко вздохнула и решительно двинулась к поляне для пикника.
Сестра Райлин своим орлиным глазом первой заметила ее и прикрыта рукой глаза от солнца, чтобы лучше видеть. На какой-то миг у нее просто отвисла челюсть, и Хоуп почувствовала, как к ней возвращаются давно забытые страх и смущение. Строгое воспитание, эмоциональный шантаж родителей и настоятелей церкви, которые управляли ее жизнью, всепоглощающее состязание за малейшее внимание отца и проповеди о судьбе грешника, сгорающего в аду, – чувства и воспоминания об этом нахлынули на нее, не давая дышать. Она почти чувствовала, как ее ноги лижут языки адского пламени…
Но потом она увидела своих сестер, тех, кто были ближе ей по возрасту. Черити было двадцать два – на пять лет меньше, чем Хоуп, – она держала на руках одного ребенка, а у ее ног бродил другой, полутора-двух лет от роду. Фейт скоро должно было исполниться девятнадцать, и она была беременна.
Райлин что-то произнесла и показала на Хоуп. Ее мать оторвалась от вытирания личика малыша на руках у Черити, и они повернулись к Хоуп. Она не могла точно сказать, удивление на их лицах или тревога.
У Хоуп тут же перехватило горло. Как же она соскучилась по ним. Кажется, с тех пор, как она в последний раз видела своих родных, прошла уже целая вечность. Однако в своем сердце она пронесла их в мир, который имел очень смутное представление о многоженстве и жизни в общине, а в особенности о тех странных вещах, которыми там занимались люди.
Из-за своего прошлого и принадлежности к общине Хоуп всегда приходилось держаться в стороне. Одной. Это болезненно переживаемое одиночество иногда подталкивало ее вернуться. Но она никогда этого не сделает. Если она не смогла жить по «принципу» в шестнадцать, сейчас она и подавно не сможет.
– Хоуп, это ты? – спросила Мэрианн и запнулась, когда Хоуп подошла ближе.
Она остановилась в нескольких футах и с робкой улыбкой протянула матери цветы.
– Это я, – сказала она. – С Днем матери!
Ее мать прижала к худой груди одну трясущуюся руку и вытянула другую – то ли чтобы взять букет, то ли чтобы коснуться щеки Хоуп. Но вмешалась Райлин.