Убить чужой рукой - страница 40

— Тем не менее есть одна проблема. Гэньоны, родители Джимми, возбудили против меня дело по поводу опеки над Натаном. — Она вздернула подбородок. — Они заявляют, будто я плохо с ним обращаюсь.

Отец ничего не ответил. Он сделал еще пару глотков, покрутил стакан в руках, снова отхлебнул. Молчание затянулось. Кэтрин недоумевала. Где бурные эмоции? Неужели он не собирается бросаться на защиту дочери? Минуту назад отец провозгласил, что ей уже давно следовало обратиться к нему за помощью. А теперь?

— Он болен? — спросил отец.

— Они говорят, я причиняю Натану зло, кормлю его испорченной пищей. Они думают, я намеренно сделала так, чтобы он заболел.

Отец поднял глаза:

— Это правда?

— Папа!

— Он же все время в больнице.

— Натан нездоров!

— Но доктора никогда ничего не находили.

— Сейчас у него панкреатит. Позвони доктору Рокко, ну хоть кому-нибудь! — Она вскочила. — Это мой сын! Я прошла огонь и воду, пытаясь ему помочь. Как ты можешь… Как ты смеешь! Черт тебя побери, как ты смеешь?!

Кэтрин кричала как безумная, на шее у нее вздувались вены, а в глубине сознания нарастала уверенность: именно это она и хотела сделать уже давным-давно, С того самого дня, когда подняла трубку и услышала, как Джимми равнодушно обсуждает с адвокатом грядущий развод.

«Вы уверены, что деньги ей не достанутся? — спрашивал он. — Мои родители непоколебимы, они не оставят ей ни цента».

«Она не получит ни Натана, ни денег, — уверял его адвокат. — Все предусмотрено. В течение часа документы будут готовы».

— Я люблю своего сына! — кричала она отцу. — Почему никто не верит, что я люблю Натана?

А потом она сломалась. Ноги подкосились, и Кэтрин рухнула на этот ужасный коричневый диван, опустила плечи, из ее горла вырывались странные икающие звуки. Она не могла собраться с силами. Потерянная, напуганная мыслями о будущем: когда у нее не останется не только Джимми, но и Натана, ей придется вернуться в свою кишащую крысами квартиру. Ни семьи, ни денег. Одна. И снова на улице появится синий «шевроле». А в земле откроется дыра. И на этот раз ничто ее не спасет.

Отец по-прежнему сидел напротив нее и не отрываясь смотрел на портрет жены. Это придало Кэтрин сил. Она собралась с духом и вытерла сухие глаза тыльной стороной ладони.

— Ты меня поддержишь? — тихо спросила Кэтрин.

— Тебе нужны деньги?

— Нет, папа. — Ее голос снова обрел силу. Она заставила себя говорить спокойно, словно с ребенком. — Будет судебное слушание. Сегодня я встретилась со своим адвокатом. Гэньоны найдут свидетелей, чтобы оговорить меня. Мне тоже нужны свидетели, которые подтвердят: я хорошая мать. Или по меньшей мере, что я не представляю угрозы для Натана, — оговорилась она.

— Где он сейчас?

— В больнице. У него панкреатит.

— Разве ты не должна быть там?

— Конечно, мне следует поехать туда! — Кэтрин попыталась вдохнуть поглубже. — Но я здесь, папа, и говорю с тобой о будущем Натана, поскольку не хочу потерять своего сына, кто бы там что ни думал!

— Гэньоны — неплохие люди, — отозвался тот.

— Да, по-своему. Я уверена, они обожают Натана.

— Он — это все, что у них теперь осталось.

— Он — это все, что осталось у меня.

— Думаю, они о нем позаботятся.

Кэтрин заморгала, чувствуя легкое недоумение.

— Я тоже стану о нем заботиться.

Отец наконец взглянул на нее, и ее напугала боль, которую она увидела на его лице.

— Ты была таким счастливым ребенком.

— Папа?

— Я смотрел наше семейное видео. Убирался на чердаке и нашел старые кассеты. У меня ведь артрит, ты знаешь, мне трудно подниматься по лестнице. И потому я подумал: надо разобрать эти коробки, вычистить там все, пока я еще могу залезть на чердак. И я нашел старые пленки. Вчера вечером я их просмотрел.

Она не могла сказать ни слова. В глазах отца блестели слезы.

— Ты была такая славная, — прошептал он. — С «конским хвостом», перевязанным большим красным бантом. Твоя мама каждое утро расчесывала тебе волосы, и ты сама выбирала ленточку. Красный был твоим любимым цветом. А еще — розовый. Ты играла во дворе. Наверное, снимали твой день рождения, хотя пирога я не заметил. Пришли твои друзья, и мы наполнили бассейн. Вы смеялись, брызгались и визжали, когда я включал шланг. Вы смеялись, — повторил он почти беспомощно. — Кэтрин, я больше двадцати лет не видел тебя смеющейся.