Убитый манекен - страница 12

— Комиссар, я натеюсь, фы ферите ф мою ишкренность?

Малез был суров:

— С оговоркой относительно описи, да.

Он захватил небрежно завернутый манекен, который, входя, поставил у двери, и перекинул через плечо. Он иной раз не отказывал себе в удовольствии вызывать изумление простаков:

— До свидания, господин Эберстейн. Пусть же фортуна вам улыбнется!

— То сфитания, комиссар. Неушели я ничего не могу тля фас стелать?

— Нет, ничего.

Малез уже миновал кузню, когда передумал:

— Или все-таки да! Скажите, как короче всего пройти на Церкофную плошат?

Четыре этажа большого здания с шестью окнами по фасаду на углу Церковной площади, находившегося в собственности Лекоптов много поколений, господствовали над всеми остальными окрестными домами. Некогда наполненный детскими голосами и смехом, звучащими тише и серьезнее по мере того, как дети подрастали, кипящий весь день жизнью от погреба до чердака, словно улей, дом теперь выглядел погруженным в сон, который ничто не могло бы нарушить. С первого взгляда в нем угадывалось богатство, приглушенное коврами и обоями, заключенное в витринах, где на золоте и эмалях ярко вспыхивала я ничтожная искорка, с потемневшей от времени изысканной мебелью, отражающейся в ровном блеске лакированного паркета. Но деревня знала, что большинство этих вещей уже обречено и за закрытыми ставнями погружается в темную ночь, мрак которой с годами, казалось, сгущается, словно загнивающая вода. Мебель укрыта чехлами, маятники часов постепенно перестали раскачиваться, хрустальные подвески люстр позванивали лишь изредка, когда мимо проезжали перегруженные грузовики.

Странное проклятие с каждым днем все тяжелее нависало над домом на Церковной площади, не щадя никого из его обитателей.

Вот почему звонок комиссара Малеза произвел на всех впечатление разбившего окно камня.

Словно бы вырвался из сна господин Лекопт, покидающий лишь ради кровати кресло, которое каждое утро подкатывали к окну его комнаты. Помимо воли за время своего мученичества он научился различать звонки колокольчика: поставщиков, постепенно утративших свою первоначальную настойчивость, словно атмосфера дома, вырывающаяся за его порог, действовала наподобие вредоносных газов; нетерпеливый звонок почтальона, когда он шесть раз в году приносил заказное письмо; дружественный — доктора Фюрцеля; сдержанный, но с намеком звонок господина кюре, который вскоре получит возможность принести Лекопту бесполезное утешение; звонок… Старик хотел было приподняться, открыть окно и высунуться, но от водянки его бедные ноги наполнились свинцом, став навсегда неподвижными.

Пышная зелень запущенного сада отбрасывала мятущиеся тени на длинную веранду, где Ирэн и ее двоюродная сестра Лаура обменялись удивленными взглядами над пустым столом, отложив работу, которой были заняты их умелые руки. И они тоже знали, что обычные посетители всегда появлялись и стучали в одно и то же время, и не ожидали никого и ничего.

Старая Ирма внезапно перестала раздувать свою плиту в огромной кухне в подвале, где давно уже больше не ловила похитителей варенья, на которых могла бы поворчать, и замерла с одной рукой на бедре, внимательно прислушиваясь.

У всех в мыслях возник один и тот же вопрос: «Кто звонил?»

И вот, еще более настойчиво и еще дольше, снова зазвонил колокольчик.

Подумать только, ошибки больше быть не могло. Кто-то стоял снаружи и нетерпеливо ждал. Надо было идти открывать…

Отложив кочергу, старая Ирма наконец не без сожаления решилась и сменила свой обычный фартук на белый передник, чего давно уже не делала.

Когда случайно в дом заезжал г-н Арман, он объявлял о своем прибытии способом, который невозможно было спутать. И даже г-н Эмиль всегда нажимал на кнопку звонка два раза подряд и самым кончиком пальца… в то время, когда он еще приезжал.

Так рассуждала старая Ирма, с большим трудом поднимаясь из подвала и ковыляя по бесконечному вестибюлю. Значит, коробейник, нищий? Нет, люди этой породы не успевали вступить в деревню, как добрый десяток доброжелателей их предупреждал: «Бесполезно звонить в дверь большою углового дома на Церковной площади. Они ничего не покупают, ничего не дают…» И, вероятно, каждый из этих десяти добавлял свой комментарий, способный остановить самого дерзкого…