Убивая Еву - страница 16
– А я?
– Про тебя она не спрашивала.
– Я – просто подружка у torpedo?
– Хочешь, чтобы я поведала ей про МИ-6? Я рассказала ей достаточно, чтобы она мне доверяла, потому что сейчас она нам нужна. Нам нужны новые документы, а она может это устроить. Или, по крайней мере, знает людей, которые могут это устроить. Короче, мы можем жить здесь сколько хотим, она нам поможет и не сдаст. Но взамен она ждет от меня ответной услуги. Что-то серьезное. Пока не знаю, поживем – увидим.
– А что делать мне?
– Ничего. Не добавишь горячей воды? На этом конце уже остывает.
– Хватит горячей воды. В каком смысле ничего?
– В смысле – ну не знаю – просто гуляй, что хочешь, то и делай. Даша знает, что ты – моя женщина. Она не станет втягивать тебя в криминал.
– Блин! Это выглядит… Даже не знаю, как это выглядит.
Она кусает большой палец моей ноги.
– А ты что же, хочешь стать гангстером, pupsik?
– Я хочу быть рядом с тобой. Я проделала весь этот путь не за тем, чтобы просто шляться по магазинам.
– А я – за этим. Я хочу, чтобы ты выглядела потрясающе.
– Серьезно, Оксана, я же не просто твоя детка.
– А кто же еще? Ты в курсе, что твои ноги на вкус – как сыр «Эмменталь»? Который с большими дырками.
– А ты в курсе, что ты реально, серьезно, б…, ненормальная?
– Я ненормальная? При том, что в одной ванне с психопаткой лежишь именно ты.
Я пытаюсь поудобнее пристроить голову между кранами.
– Чем занимается Даша?
– Контрабанда, крышевание, наркотики… Скорее всего, в основном – наркотики. У ее отца, Геннадия, была бригада в купчинской братве, а эта братва контролирует в Питере весь героин. Когда он отошел от дел, то передал бригаду Даше. Это почти неслыханно, чтобы женщина имела у бандитов такой ранг, но она к тому времени уже была официально признанный vor v zakone и люди ее уважали.
– Еще бы. Она – гребаная садистка.
– Ева, pupsik, тебе пора уже забыть это утро и жить дальше. Попытайся взглянуть ее глазами. Склад «Прекрасной невесты» платит ей как крыше, а тут появляемся мы и устраиваем там реальный боже-ж-мой. Даше нужно было показать людям, что она контролирует ситуацию.
– Пытать меня было не обязательно.
– Ну, немножко попытала.
– Было бы множко, не появись ты.
– Она просто делала свою работу. Почему, когда женщина на своем рабочем месте проявляет служебное рвение, ее сразу все называют сукой?
– Хороший вопрос.
– А я тебе скажу. Это потому что пытки и убийства считаются мужским делом, а когда тем же начинает заниматься женщина, это разрушает гендерные стереотипы. Это смешно.
– Знаю, солнышко, жизнь несправедлива.
– Она действительно несправедлива. И, кстати, просто к сведению, – она брызгает ногой мне в лицо, – я бы не отказалась от «спасибо» за то, что утром тебя вытащила.
– Спасибо тебе, моя девушка! Моя защитница, моя феминистка.
– Сколько же в тебе дерьма.
Даша, справедливости ради, устроила нас неплохо. Квартира выглядит нежилой, а в выделенной нам комнате – затхлый воздух. Судя по толщине и зеленоватому оттенку, стекла в наглухо закрытых окнах пуленепробиваемые. Но кровать вполне удобна, и после завтрака, который нам принесла девушка, представившаяся Кристиной, мы снова завалились спать.
Проснулись в почти полдень опять голодные как волки. В квартире никого нет, кроме Кристины, – судя по всему, она ждала, когда мы вылезем из постели. Она выдает нам по пуховику, и мы, спустившись в трясущемся лифте, в ее сопровождении выходим на улицу. Опухоль на лодыжке немного спала, нога по-прежнему ноет, но ходить я уже могу.
Какое счастье – вновь оказаться под прямыми солнечными лучами. Небо – темно-лазурное, а утренний снег, застыв на закопченных желто-коричневых домах, покрыл их белыми блестками. На обед у нас – по бигмаку с картошкой фри, после чего, немного прогулявшись по проспекту Стачек, мы оказываемся у бывшего кинотеатра «Комета», где сейчас магазин секонд-хенд. В зале вместо сидений прилавки с одеждой. Там есть всё – от готическо-панковского стиля до древних театральных костюмов, от армейской и полицейской парадной формы до фетишистских штучек и самодельной бижутерии. Стоит обычный для таких мест затхлый приторный запах, мне неприятно ходить по рядам с барахлом, роясь в лохмотьях чужих жизней под люстрами ар-деко.