Убивая вкус - страница 10
— А! — он выдыхает с облегчением и тоже улыбается ей. Ну не так уж и сложно, правда? Чего он боялся? — Ты с родителями живешь или снимаешь?
Неправильный вопрос.
Она как-то сразу тускнеет и сникает, хотя он ведь не спросил ничего такого.
— Нет, с родителями я не живу, — только и отвечает Рей, подбирает свою сумку с пола и уходит к рабочему месту.
Кайло провожает ее недоуменным взглядом. Это было… странно. И она не ответила на вторую половину вопроса.
Он по-прежнему мучается в неизвестности.
Ему ничего не остается, как вернуться к своей работе.
Но все же (отвернувшись от нее, Кайло ухмыляется), он сумел заговорить, выходит, все не так безнадежно. Теперь и написать можно. Это уже почти уместно, ведь раз они обмолвились словом, значит, путь для общения проложен.
В этот день ничто не предвещало беды.
Не такого масштаба.
Вообще, неделя была даже, можно сказать, удачная. Хакс взял новый проект, проверил Милли на паразитов (их у нее не оказалось), принял участие в семинаре по колористике и всучил свои визитки недавно открывшемуся в центре города магазину напольных покрытий.
Конечно, визиты на квартиру Дэмерона не приносили ему радости, но к ним он относился теперь почти философски: покорно принимал неизбежное, не забывая ввернуть какую-нибудь колкость в адрес работы Роуз.
В этот день он заезжает на объект вечером. С одной стороны, у него просто нет другого свободного времени теперь, когда он работает над новым проектом, с другой — ему хочется быть непредсказуемым и посмотреть, не выдаст ли их бригада какую-нибудь ошибку, сбитая с толку его неожиданным визитом.
У квартиры Хакса встречает подозрительная тишина: ни звуков голосов, ни работающего радио, хотя еще слишком рано для окончания рабочего дня. Он даже не надеется, что ему кто-то откроет. Но все-таки на звонок в глубине помещения отзываются одинокие шаги.
Дверь открывает Роуз.
Хакс не был готов воевать прямо с порога, поэтому сначала молчит.
— А позже вы приехать не могли? — спокойно, но вместе с тем колко замечает она. — Хотя бы на час. Чтобы и меня уже тут не было.
В руках у нее проектная документация.
— Не ваше дело, когда мне приезжать, — рявкает он, проходя внутрь.
Роуз прожигает его своим фирменным взглядом, в котором она так хорошо смешивает презрение и злость. С удивлением Хакс чувствует странное удовлетворение, словно ждал именно этого.
— Где рабочие?
— Отпустила их пораньше, чтобы все еще раз здесь перепроверить.
Хакс не может ничего на это возразить, поэтому просто кривится в ухмылке.
— Надеюсь, ваш приятель По в курсе, как вы здесь справляетесь?
— Мы отлично справляемся, — тихо, но с запалом отвечает она.
Он кивает, никуда не пряча свою тонкую ухмылку.
— Показывайте.
— Осматривайтесь.
Роуз и с места не двигается, и Хакс приступает к проверке. Он неплохо ориентируется и без самого проекта, а попросить тот у нее у него язык не повернется. А ведь она сегодня не в спецовке: на ней все тот же красный топ и джинсы-шаровары с ботинками на платформе.
Хакс останавливается, глядя на улику, указывающую на акт непрофессионализма.
— Не уделите мне внимание? — обманчиво вежливо просит он, наслаждаясь моментом. Это сладкое мгновение, и он надеется еще не раз смаковать его во всех подробностях в своих мыслях ближайшие несколько месяцев.
Роуз подходит, все такая же серьезная и непокорная, и он указывает ей на стык кухонной плитки и ламината.
— Что?
— Вот именно. Что это? Вы действительно использовали здесь порожек?
— А в чем проблема? — спрашивает она, уперев одну руку в бок и задрав голову.
Хакс смеется.
— Я знал, что Дэмерон нанял халтурщиков, но вы еще и умом не блещете.
— Что? — тихо переспрашивает Роуз с угрозой, и интуиция уже сигнализирует ему о неладном.
— Я говорю, — но он не может унять свою заносчивость, — что вы некомпетентны и глупы, раз не знаете, как нужно осуществлять стык напольных покрытий…
И тут она залепляет ему пощечину.
Он растерянно, почти беспомощно хватается за пылающую от звонкого удара щеку и оскорбленно взирает на нее. Но Роуз немедля бьет его его же проектом по другой стороне.
— Ты за это ответишь! — взбесившись и дрожа не столько от боли, сколько от унижения, выплевывает он, бросаясь к входной двери. — Попрощайся с этой работой!