Убийцы Крондора - страница 21
Арута был умелым танцором, что не удивляло Джеймса. Никто не обращался с мечом так же ловко, как принц Крондорский, и никто не обладал столь прекрасным чувством ритма и равновесия. К тому же танцы здесь были довольно простыми. Джеймс слышал, что придворные танцы в Рилланоне замысловаты и более официальны, в то время как тут, на крестьянском Западе, танцы при дворе напоминали пляски простого люда, правда лишенные фривольности.
Джеймс наблюдал, как Арута и Анита одновременно кивнули мастеру музыки. Тот поднял смычок и в свою очередь кивнул музыкантам. Оркестр состоял из скрипачей, двух барабанщиков и трех флейтистов. Зазвучала бодрая мелодия, Анита отступила от Аруты, держа его за руку, а затем повернулась вокруг себя, и ее богато украшенное платье взвилось вверх. Она ловко скользнула Аруте под руку, и Джеймс подумал, что объявить огромные, нелепые белые шляпы исключительно дневным предметом одежды было правильным решением. Проскользнуть под рукой кавалера, не сбив такую шляпу, стало бы невыполнимой задачей.
Джеймса развлекла эта мысль, и он улыбнулся.
— Что смешного? — удивился стоявший рядом Джером.
Улыбка исчезла с лица Джеймса. Джером никогда ему не нравился, и эта неприязнь появилась еще при их первой встрече. Когда Джером в первый — и последний! — раз пытался нагрубить ему, Джимми сбил старшего мальчика с ног и заявил, что он, личный сквайр принца Аруты, не собирается терпеть грубость от кого бы то ни было. Намерения Джеймса подтвердил клинок Джерома, ловко и незаметно вынутый из-за пояса его хозяина. Никогда более Джеймсу не приходилось повторять это предупреждение.
С тех пор Джером остерегался Джеймса, хотя продолжал периодически задирать его перед младшими сквайрами. Однако, став помощником де Лейси, а следовательно, и его возможным преемником на посту мастера церемоний, Джером перестал вести себя по-хамски, и между ним и Джеймсом установилось своего рода вежливое перемирие. Джеймс по-прежнему считал его занудой и грубияном, однако гораздо менее неприятным, чем в юности. Время от времени помощник мастера церемоний бывал даже полезен.
— Просто размышляю о нынешней моде, — ответил Джеймс.
Джером позволил легкой улыбке коснуться губ прежде, чем выражение его лица вновь стало серьезным. Он не стал развивать тему, однако эта едва заметная мимика показала, что он тоже обращал внимание на странности моды.
Гости дворцового праздника были одеты по последней крондорской моде. Джеймс находил эти ежегодные перемены модных течений лишними, иногда даже глупыми, но переносил их стоически. В этом году по просьбе принцессы поменялась даже униформа стражников, так как старые серые военные плащи казались Аните унылыми.
Теперь солдаты почетного караула, стоявшие вдоль стены, красовались в светло-коричневых туниках с медно-золотым отливом и с нагрудным изображением черного орла, парящего над вершиной горы. Джеймс не мог понять, нравится ли ему, когда меняют традиции, однако заметил, что алая мантия принца по-прежнему украшена знакомым крестом.
Очередная группа гостей вошла в бальный зал.
— Откуда они? — тихо спросил Джеймс, наклонившись к Джерому.
— Придворные, местные дворяне, — прошептал Джером, — богатые торговцы, титулованные военные, заслужившие благосклонность принца.
— А кешианцы есть среди них? — поинтересовался Джеймс.
— Да, есть несколько, — Джером взглянул на Джеймса. — Тебя интересует кто-то конкретно?
Джеймс покачал головой. Танец тем временем закончился.
— Нет, но лучше бы интересовал.
Если последняя фраза и пробудила любопытство Джерома, он этого никак не показал. Джеймса восхитила такая сдержанность, которая, впрочем, была необходима мастеру церемоний, ведь ему зачастую приходилось общаться с разными недоумками, к тому же богатыми и могущественными. Способность пропускать некоторые вещи мимо ушей была той чертой, которой определенно недоставало Джеймсу.
После окончания первого танца гости в дальнем конце зала стали шумно переговариваться. Арута поклонился Аните и, подав ей руку, проводил к трону.
С противоположного конца зала послышался стук посоха де Лейси, возвещающий о прибытии важного гостя. По-прежнему сильный голос постаревшего де Лейси разнесся по залу: