Убийственная осень - страница 22
- « Предыдущая стр.
- Следующая стр. »
– Ой, гони, гони! – закричала она. – Все ж пожрет!
Васса, которая чувствовала себя виноватой, вооружилась прутиком и выгнала козу за забор.
– Догадалась, – ворчала Овчарка Вассе, неся ведерко к дому, – ты б еще петарду взорвала!
– Я не знала. У меня вспышка очень редко срабатывает.
Они пообедали. Хотя было всего три часа дня, небо вдруг почернело, словно наступили сумерки. Дождь не переставал. Хотели зажечь счет, но выяснилось, что электричество отключили. А потом в поселке завыли собаки. Все, как по команде. Хозяйка закрестилась, Овчарке тоже стало не по себе.
– Чего это они, – тихо сказала она Вассе, – может, тайфун чуют?
– Наверняка. Жаль, радио не работает.
– Да тут и без радио все понятно. День, а темно как ночью. Слушай, может, козу в сарай пустить?
– Ага, я так и знала, что ты к ней неравнодушна.
– Да ну тебя! Мокнет она, жалко ее, живое существо все-таки.
Тут кто-то так громко в дверь забарабанил, что все подскочили. Это оказалась соседка хозяйки. Всклокоченная и мокрая.
– Евсевна, что делается-то! На Тамарином причале человека убили до смерти! Кровищи! Правильно говорят, беда одна не приходит.
Овчарка, которая тоже вышла на крыльцо, спросила:
– А кого убили?
– А я знаю? Черного какого-то.
– А где этот Тамарин причал? – не отставала Овчарка.
– Да почитай через дорогу, в двух шагах, вон с ангаром рядом. Вот, попомни мои слова: пришла беда – отворяй ворота. Сегодня его зарезали, а завтра нас!
– Да кому мы нужны-то, – возразила ей хозяйка, – мы ж не черные какие-нибудь, плохих дел не делали. Да и брать с нас ничего не возьмешь.
– Да сейчас за рубль зарежут и не задумаются!
Они еще долго стояли в дверях.
Овчарка побежала в комнату и стала спешно натягивать кроссовки.
– Одевайся и ты, – сказала она Вассе, – пойдем на причал, посмотрим.
Когда они выходили, старухи все болтали и согревались на кухне самогоночкой.
По тропинке они дошли до старого рассохшегося ангара для гидросамолетов, построенного еще при совке. У обеих кроссовки были мокрые насквозь, джинсы – по колено в грязи. Собаки продолжали выть. Темные дома без единого огонька грустно мокли под дождем. На Тамарином причале возле милицейского газика толпилось человек десять, и среди них Оварка заметила вездесущую Грушу с диктофоном. Ей никто не желал разъяснять, что же все-таки произошло, Мент, очень хмурый, в плащ-палатке, разговаривал с двумя эмчеэсовцами. У тех тоже лица были проблемнее некуда. Всем троим явно не слишком нравилось, что преступность на Бабьем острове уже не нулевая. Овчарка огорчилась, что пришла позже Груши. «Тоже мне героический журналист», – подумала она.
Эмчеэсовцы прикрыли тело рогожкой. Убитый лежал на боку, скрючившись, а кровь если и была, то ливень ее давно смыл. Рядом, прямо на досках причала, сидел какой-то оборванный мужик в черной шапочке-чеченке, уткнув лицо себе в колени. Овчарка слушала разговоры вокруг.
– Слушай, как это Аслан в катавасии такой оказался. Такой ведь мужик спокойный был и не пил.
– Теперь Богу рассказывает, какой он спокойный… Да не он ведь первый начал. Этот накирялся до чертей и полез. Я видел. Нарывался прямо. Ты глянь, он и теперь-то ничего не соображает. Обыкновенное дело…
– Какое там обыкновенное. Ну для Большой земли обыкновенное… Это там по пьяни все друг друга, как кур, режут… А я тут вот тридцать лет как живу, ничего такого не помню.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО "Литрес".