Убийственная тень - страница 18

Единственным, кто что-либо значил для него в жизни, был его дед. И должно быть, поэтому ни в ком он так не разочаровывался. Дед мог стать для него всем – и не стал, с этим горьким сознанием Джиму теперь предстоит жить. От Ричарда Теначи ныне осталось несколько горстей пепла в медной урне. Дед при жизни не был слишком уж религиозен. Все, что его окружало – земля, река, деревья, – имело душу; с ними он мог беседовать без посредников – тем и исчерпывались его понятия о вечности. И вся жизнь деда была тому примером. Если где-то есть бог – индейский или иной, – способный обеспечить душе место в раю, он уже наверняка принял Ричарда Теначи с распростертыми объятиями. Но на бренной земле еще есть дело, которое Джим обязан сделать для покойного индейского вождя.

Ему вспомнилась реплика из одного старого фильма.

Лет через сто об этом никто и не вспомнит.

Сто лет не срок для деревьев и гор. А с людьми за это время происходят разительные перемены. Джим отошел от окна и отправился принимать душ. Заканчивая бриться, вдруг уставился своими разными глазами на чужое лицо в зеркале. И сам удивился тому, что пробормотал на языке навахов:

– Yá'át ééhabini, Táá Hastiin…

Ну здравствуй, Три Человека.

И тряхнул головой. Нет, в одном Линкольн не прав: день не сулит ничего хорошего.

Расчесав влажные волосы, Джим вышел из ванной и достал из рюкзака чистую рубаху. Пока одевался, думал: хорошо бы хоть один из тех троих, что сидят у него внутри, был ему по нраву.

С рюкзаком за плечами Джим вышел из коттеджа и пересек небольшую площадь перед клубом. Остановился, пропуская группу говорливых туристов-энтузиастов, которые верхом выезжали из конюшни на экскурсию. Ему хорошо знаком такой тип людей. Их с первого взгляда насквозь видно. Завтра эти закоренелые горожане будут натужно улыбаться, скрывая боль в ногах и ягодицах. А вернувшись домой, станут, смеясь и хлопая себя по коленям, на чем свет стоит проклинать лошадей. Белокожая дама с необъятной талией метнула полный жадного любопытства взгляд на высокого брюнета, что стоял посреди площадки, но полнейшее равнодушие Джима и резкий подскок в седле вернули ее к действительности, заставив сосредоточиться на удержании и без того неустойчивого равновесия.

Накануне вечером они с Чарли забрали прах деда из бюро ритуальных услуг и со своей скорбной ношей отправились на ранчо. В тесноте автомобильного салона присутствие покойного сделалось почти осязаемым. Весь путь они проделали, не обмолвившись ни единым словом: для груды скопившихся внутри воспоминаний слова были не нужны.

Кемпинг был переполнен, но Билл Фрайхарт все-таки нашел один свободный коттедж, предназначенный для запоздавших гостей, и пристроил Джима на ночь. Чарли время от времени работал на ранчо и ночевал в каморке позади конюшен, в бараке, отведенном для обслуживающего персонала. Сколько Джиму помнилось, у старика не было ничего своего. Всю жизнь он перебивался случайными заработками, а к собственности не проявлял ни малейшего интереса, словно боялся, что она будет сковывать его свободу.

Ни дома своего, ни семьи – ничего. Отсутствие всяческих связей было для него почти религией.

Кто обладает одним, захочет и другое, потом третье и в конце концов возжелает все, что есть на земле. И это станет его проклятием, ибо никто не может обладать всем миром.

Временами Чарли надолго исчезал куда-то. Дед говорил, что Чарли – человек духовный и отправляется в пустыню общаться со своей душой. Джим своим детским умом не мог постичь, что это значит, но про себя отмечал, что беседы Чарли с душой намного длиннее всех его разговоров с людьми.

Исключением был лишь его лучший друг Ричард Теначи.

Сколько Джим себя помнил, они всегда сидели на проваленных полотняных стульях возле дедова проржавевшего фургона. Две головы, повернутые в сторону солнца, пока оно не скатится за горы, две короткие трубки, вырезанные из маисовых стеблей, и воспоминания о былом, которого уже нет.

Джим вошел в зал, где собрались туристы подкрепиться тем, что не успели съесть под открытым небом. Пол и три стены в просторном помещении обшиты крупной вагонкой; на четвертой, оштукатуренной, стене вывешены старинные объявления о розыске разных лиц. Джим отметил, что жизнь Уильяма Бонни, больше известного как Билли Кид, стоила много меньше недельного пребывания на ранчо «Высокое небо».