Убийство на Знаменской - страница 3

Весь номер представлял собой большую, лишь немногим менее десяти квадратных саженей комнату, разделенную глухими портьерами на три части: прихожую, гостиную с мягкой мебелью и альков с кроватью. Со своей позиции возле двери Полозов мог видеть разбросанные тут и сям в гостиной детали мужской одежды, стало быть, клиент не сбежал из номера. А потому Алексей возвысил голос и ещё раз учтиво окликнул посетителей:

– Господа, доброе утро…

Коридорный сделал два шага и осторожно отодвинул тяжелую плюшевую портьеру, отделявшую прихожую от гостиной, дабы получше видеть обстановку. Из-за другой полузадёрнутой шторы, отделявшей альков от гостиной, виднелась часть кровати, а на ней ноги мужчины. Ноги не шевелились, что было весьма нехорошим признаком. Последний раз, когда оказалось, что клиенты пьяны до бесчувствия, их пришлось на руках выносить в каморку швейцара, где они отсыпались до глубокого вечера. Та ещё была морока! Да и уборка номера после их «художеств» заняла более часа вместо положенных тридцати минут. Вся эта история обернулась для гостиницы потерей дохода, а для Алексея Полозова – выволочкой управляющего и штрафом аж в пятнадцать рублей – за недосмотр. Тогда ему особо было поставлено на вид требование недопустимости подобных инцидентов впредь, поскольку таковые порочат честь заведения.

Помятуя тот крайне неприятный случай, Алексей, несколько напрягшись, подошёл к полузадернутой портьере перед альковом и заглянул за нее. То, что он там увидел, потрясло его. На кровати навзничь лежал мужчина, но вовсе не пьяный, а залитый кровью и безусловно мёртвый. Мертвее некуда. На шее его зиял громадный разрез, глубокий и несколько приоткрытый, так что чернела трахея. Лицо представляло собой кровавое месиво, получившееся из-за множества резаных ран, хаотично нанесённых в разных направлениях; брови, нос, щёки, губы – всё было посечено длинными пересекающимися разрезами, невообразимо исказившими лицо убитого. И труп, и всё постельное бельё вокруг него были залиты кровью, правда, уже несколько подсохшей, местами впитавшейся в простыни.

Коридорный в ужасе отшатнулся. Нет, он был вовсе не робкого десятка, но вид растерзанного тела оказался не просто страшным, а мучительно-отталкивающим. Смотреть на зарезанного человека было крайне тяжело, а обилие крови и её специфический запах подействовали на Полозова настолько угнетающе, что его замутило. Почувствовав, как к горлу подступает тяжёлый противный ком, и помимо воли шевелятся волосы на затылке, Алексей с воплем бросился вон из номера. Выскочив в коридор и яростно захлопнув за собой дверь злополучного третьего номера, Полозов почувствовал предательскую слабость в ногах. Привалившись спиной к стене, он постарался перевести дух и взять себя в руки, чтобы закрыть дверь на ключ, но ему не хватало воздуха, и содержимое желудка неодолимо просилось наружу. Ключ как назло не лез в замочную скважину, скользя в покрывшихся холодным потом руках.

Так и не сумев закрыть дверь номера на замок, Полозов, белый как мел, пробежал по коридору, добрался до лестницы и, прикрыв за собой стеклянную двустворчатую дверь в коридор второго этажа, закричал, перегнувшись через лестничные перила:

– Степан, Степан, срочно дворника! Где наш дворник?! Тут у нас такое!…

Эхо понесло сдавленный крик Алексея по всем пролётам широкой лестницы, разделенной на четыре марша между этажами. Внизу, там, где начиналась рубиновая ковровая дорожка, взбегавшая до третьего этажа, показалась дородная фигура швейцара Степана. Задрав голову и придерживая фуражку рукой, чтоб не свалилась, Степан басовито спросил:

– Да что случилось-то?

– Убийство у нас! В третьем номере, – сбегая вниз по лестнице, задыхаясь от волнения, выкрикнул Алексей.

Конечно, это являлось нарушением предписания управляющего, требовавшего соблюдать спокойствие в любых обстоятельствах, но до спокойствия ли было теперь? И как бы сам управляющий повёл себя, если бы довелось ему оказаться на месте Полозова?

– Почему убийство? Может, сам кто помер? – спросил рассудительный щвейцар, но коридорный только рукой махнул: