Убийство по Фрейду - страница 11

— И ты послала за полицией?

— Нет, я и не подумала о полиции, во всяком случае, в тот момент я не вспомнила о ней.

— Тогда что же ты сделала?

— Я побежала в кабинет напротив и позвала доктора. Он был очень любезен и пришел сразу, хотя у него в приемной сидело несколько больных. Его зовут Барристер, Майкл Барристер. И он сказал, что девушка мертва.

— Кажется, обед уже подан, — входя в спальню, сказал Эмануэль. — Здравствуй, Кейт. Пандора и для тебя поставила прибор. Удивительно, как эта женщина ухитряется так спокойно держаться, но, вообще, она всегда относилась к полиции с презрением.

— По-моему, ты тоже держишься довольно прилично, — сказала Кейт.

— Слава Богу, сегодняшний день хоть немного походил на мою прежнюю жизнь. Пациенты ничего не знали, по крайней мере, те, что приходили до шести вечера. Но последний уже получил вечернюю газету.

— В газетах об этом упоминают? — спросила Никола.

— Упоминают?! Боюсь, что мы стали настоящей сенсацией. Только представь себе: психиатрия, кушетка, женщина-пациентка, мужчина-доктор да еще нож! Репортеров трудно винить. Давайте пожелаем мальчикам спокойной ночи и пообедаем.

Но как только обед закончился и все перешли в гостиную, разговор снова вернулся к убийству. Кейт была почти уверена, что Эмануэль покинет их, однако он остался. Казалось, ему даже хотелось обсудить случившееся. Обычно он избегал светской болтовни, ссылаясь на необходимость «что-то срочно доделать» или «использовать свободный часок», и, если ему это не удавалось, не мог справиться с нараставшим раздражением. Но сейчас, когда реальная проблема возникла, так сказать, во внешнем мире, Эмануэль, казалось, чуть ли не радовался возможности расслабиться, обсуждая ее, размышляя о чем-то не подчиняющемся его контролю. Сама принадлежность убийцы к реальному внешнему миру давала его уму своего рода отдых от сложных операций с абстрактными идеями. Понимая его состояние, Кейт подумала, что полиция ошибочно примет его спокойствие за некое указание на причастность к убийству, тогда как на самом деле оно было только следствием сознания своей невиновности. Если бы девушку убил он, эта проблема не была бы для него посторонней. Но возможно ли убедить в этом хоть одного полицейского в мире? Например, Стерна? Кейт заставила себя отвлечься от размышлений и обратиться к выяснению фактов.

— Эмануэль, — сказала она, — где ты был начиная с десяти пятидесяти до половины первого? Только не говори мне, что у тебя разболелась голова и ты где-то бродил, ничего не помня.

Эмануэль посмотрел на нее, затем на Никола и спросил Кейт:

— Что она тебе рассказала?

— Только про ваш обычный распорядок дня да еще несколько слов о том, как она обнаружила тело. Мы пропустили как раз этот загадочный час, про который я тебя спрашиваю.

— Вот именно загадочный! — сказал Эмануэль. — Все было так ловко подстроено, что, знаешь, я не слишком виню полицию за то, что она подозревает меня. Я сам себя готов заподозрить. Если ко всем обоснованным подозрениям полиции добавить эту загадочность и то, что никто ничего не заметил, боюсь, чуть ли не все психиатры Америки решат, что я сошел с ума и зарезал несчастную девушку у себя в кабинете. Не уверен, что у них возникнут хоть какие-то сомнения на сей счет.

— Почему тебя не арестовали?

— Я и сам размышлял об этом и пришел к выводу, что им, очевидно, не хватает доказательств. Не очень-то я разбираюсь в подобных делах, но предполагаю, прокурор должен быть убежден, что имеется достаточно оснований для обвинения человека, прежде чем отдать приказ о его аресте и предании суду. Настоящий опытный адвокат, а они понимают, что я легко могу себе позволить нанять такового, камня на камне не оставит от тех обвинений, что у них пока есть. Мне видятся здесь две проблемы. Во-первых, что это мне принесет как профессионалу? Этого я пока не хочу принимать во внимание. И второе. До тех пор, пока полиция подозревает меня, они не начнут искать настоящего убийцу. И тогда я обречен.

Кейт почувствовала восхищение и неожиданный прилив нежности к этому глубоко интеллигентному и честному человеку. Никто лучше ее не знал (разве только Никола?), что в обыденной жизни с ее каждодневными прозаическими запросами он был, что называется, не от мира сего, но в критические моменты в нем обнаруживалась вдруг сильная личность, нравственные устои которой ничто не могло поколебать.