Убийство Распутина - страница 21

Славный председатель Ильин спеленат, как младенец, и на положении не то бонзы, не то Далай-Ламы, остальные частью статисты, на ролях свадебных генералов, а частью просто превосходительная шантрапа, привыкшая считать за дело только бумагу под номером и чуждая всякой отзывчивости живому и великому делу милосердия.

Чего стоит одна лишь фигура барона А. Ф. Майндор-фа, с которого песок сыпется уже, по-видимому, лет 20 и который тем не менее в совете Креста все еще на положении активного деятеля.

Просидел я с полчаса, прослушал бесконечные дебаты о том, дать ли или не дать пособие в 40 руб. сестрам X, У, Z. Меня стошнило от этой деловитости, и я уехал.

Сегодня утром звонок в телефон: «Ваня приехал», значит, мы собираемся.

В 10 час. я был у Юсупова, куда приехал с д-ром Лазавертом. Дмитрий Павлович и поручик С. были уже там. Юсупов доложил нам, что Распутин согласился приехать к нему 16-го вечером и что все идет в этом отношении превосходно.

Мы вновь повторили друг другу выработанный нами план действия, решив, по смерти Распутина, бросить труп его в Старую Невку, где место уединеннее в ночные часы, чем вдоль канала, идущего от Фонтанки к Царскосельскому вокзалу.

В добавление к раньше нами намеченному, мы решили поставить большой граммофон в тамбуре, ведущем из гостиной князя, находящейся наверху, к его столовой, куда по приезде прямо должен пройти Распутин, помещающейся, как я уже сказал, в полуподвальном этаже дворца.

Граммофон будет поставлен у витой лестницы рупором к ней, и в момент прибытия Распутина во дворец граммофон будет заведен, ибо хотя граммофон и слабое, и приевшееся развлечение, но, тем не менее, развлечение; игрой его будут достигнуты две цели: во-первых, Распутин может подумать, что собравшееся наверху дамское общество слушает музыку и вследствие этого молодая графиня, знакомства с коей он так жаждет, не может к нему тотчас же сойти, а во-вторых, игра граммофона могла бы заглушить наши голоса, если бы мы прослушали стук подъезжающего автомобиля и продолжали бы громко беседовать между собою наверху.

Закусив и выпив чаю, в 11 час. мы разъехались по домам, причем Юсупов, перед самым моим отъездом, вынул из письменного стола средней величины двухфунтовую каучуковую гирю, подобную тем, коими делают ручную комнатную гимнастику.

«Как вам это нравится?» — спросил он меня.

«А для чего вам это?»

«Так, — заметил он многозначительно, — на всякий случай, этот подарочек я получил от В. А. Маклакова; мало ли что случится!»

«Н-да!» — протянул я.

Мы распрощались, и я уехал.

Сегодня, ввиду предстоящего отъезда на фронт, я перевез мою семью в поезд, ибо на время рождественских каникул сыновей моих беру санитарами, а жену мою, прошедшую уже курсы сестер милосердия и все прошлое лето состоявшую старшею сестрою на одном из головных пунктов моего отряда, беру работать в качестве сестры милосердия на том перевязочно-питательном пункте, который я разверну в Румынии. Переезд их занял у меня сегодня большую половину дня.

После обеда я распрощался окончательно с моею городской квартирой и занял обычное купе в вагоне моего санитарного поезда.

Д-р Лазаверт, купив кисть и краску защитного цвета, весь день сегодня, облачившись в кожаный фартук, провозился над автомобилем, который будет служить нам завтрашнюю ночь и привезет высокого гостя.

На всех автомобилях моего отряда большими красными буквами стоит написанным мой девиз: „Semper idem"[7]. Приходится замазывать надпись, ибо, в противном случае, по этой надписи нити следствия сразу привели бы судебные власти, при случайно неудачливом обороте дела, к Юсуповскому дворцу и к моему поезду.

К вечеру автомобиль оказался в порядке. Завтра придется лишь поднять на нем верх и заблаговременно отпустить по квартирам в город шоферов, под предлогом дать им попрощаться с семьями перед отъездом, назначенным мною на 17 декабря вечером, а в сущности, освободиться от их назойливого любопытства и расспросов о том, куда едет д-р Лазаверт поздно ночью, не желая пользоваться их услугами. И без того сегодня, когда он возился у автомобиля, поездная прислуга, окружив его со всех сторон, то и дело спрашивала его, зачем он вымарывает надпись. Лазаверт очень удачно отбрехался. «Как тронемся в путь, ребята, — сказал он им, — опять надпишем по-старому, и будет так, как было, а завтра, ночью, еду кутить с… — и он подмигнул, — а потом кататься на острова, и нельзя, чтобы видели автомобиль генерала, т.-е. мой, в такой час в неподходящем месте». Любопытные этим удовлетворились и успокоились.