Убыль Русская. 1917–2017. Беседы о демографии - страница 12

стр.

Русская пословица: «Что ни город, то говор» — появилась не на пустом месте. На Русской равнине поселения и города находились очень далеко друг от друга. Поэтому русские люди при общении на русском языке идентифицировали себя по месту проживания.

«Мы — пскопские (псковские), «мы — вологодские», «мы — вятские» и т. д.

Швецов.Извините, но вот тут яркий пример того, что пресловутого «русского самосознания» и не существовало в то время по большому–то счёту!

«Мы — вологодские» — это полное преобладание местечкового самоопределения над самоопределением национальным.

Русское самосознание находилось в зачаточном состоянии к началу 20-го века и пребывало в таком состоянии до 1917-го года.

Кто мне не верит, тот может обратиться к книгеД. Л. Бранденбергер. «Национал Большевизм. Сталинская массовая культура и формирование русского национального самосознания (1931–1956).


По сути дела, особо разрушать было нечего.

Не исключено, что говорящее на русском языке население стало бы нацией, сбрось правящую интернациональную дворянскую верхушку.

Но эту верхушку сменила ещё более интернациональная.

И для воплощения идей «пожара мировой революции» национальное становление надо было пресекать. Так что ничего удивительного!

А если подавить или заменить нечем, то, пожалуйста, получите «национал–большевизм» в виде «русского самосознания».

И об этом мы ещё поговорим позже.

Единство языка и самосознания не превращает людей в один народ. Это облегчает взаимодействие. И только. А вот единство происхождения вкупе с языком и самосознанием… Это уже народ!

Башлачёв.Так и по этому, прошлись катком!

Главный «историк», воинствующий марксист Михаил Покровский провозгласил: «в жилах так называемого великорусского народа течет восемьдесят процентов финно–угорской крови».

Впрочем, если читать Карла Маркса. То у него — то же самое.

Цель и «историка» и Маркса — доказать, что никакого русского народа не существует, а есть финно–угры, татары, кто угодно, но только не русские.

Цель такого унижения — подавить русское самосознание.

Для этого и взятые с потолка «восемьдесят процентов» и выражение: «так называемый великорусский народ».

«Историк» Покровский смотрел на жизнь как на колбу, в которой смешивают химические реактивы.

И смешал в одной «колбе» совершенно разные свойства — язык и кровь.

Группу финско–угорских народов Русской равнины объединяет языковое единство. Язык — это формируемый фактор. А кровь — это генетическая судьба, которая процентами не измеряется, а наследуется.

Швецов.Напомню о том, что прах этого «историка» лежит в кремлёвской стене. «Святыня»!

Но что имеем–то? Семья разрушена, мораль испорчена, народ лишён возможности состояться, как народ…

А рождаемость–то прёт!

Но вот не бьются данные демографии с утверждением, что марксисты хотели уничтожить русское самосознание вкупе с русским народом.

Башлачёв.Как говорят, ещё не вечер!

Демографические параметры имеют большое запаздывание.

И, как я говорил раньше, большинство населения было деревенским и крайне неохотно принимало все эти «нововведения», живя по старинке.

Швецов.А как же пропаганда?

Башлачёв.Ну, что пропаганда — послушал, кивнул головой, да и пошёл жить дальше. «По старине». Природные условия и вековой порядок хозяйствования пропагандой не изменишь.

Швецов.Похоже, что так и было.

Для коммунистического руководства, когда в 1927 возникла угроза войны с «буржуями», стало неожиданностью то, что страна всячески противилась малейшим попыткам мобилизации за «дело Мировой Революции».

А вся пропаганда утекла в песок.

К примеру, деревня злостно срывала хлебозаготовки.

Башлачёв.Такое устойчивое неприятие пропаганды — для новой власти, как кость в горле.

И к 30-м годам марксисты всё–таки добрались и до деревни!


Беседа 3.

Лихие 30-е годы…

Часть первая. Деревня…


Швецов.Относительно независимая деревня была неправильной с точки зрения Советской власти. Плодила «буржуев».

А во время международного обострения в 1927-м году, проявила полное пренебрежение к защите социалистического строя, начав срывать заготовки продовольствия в ожидании войны.

По крайней мере, именно такое впечатление сложилось у правящей большевистской партии.