Учение древней Церкви о собственности и милостыне - страница 21

и он почтен был великими наградами за терпение? А ты, захватив все в ненаполнимые недра любостяжательности, думаешь, что никого не обижаешь, лишая сего столь многих. Кто любостяжателен? Не удерживающийся в пределах умерен­ности. А кто хищник? Отнимающий у всякого, что ему принадлежит. Как же ты не любостяжателен, как же ты не хищник, когда обращаешь в собст­венность, что получил только в распоряжение? Алчущему принадлежит хлеб, который ты у себя удерживаешь; обнаженному — одежда, которую охраняешь в своих кладовых; необутому — обувь, которая гниет у тебя; нуждающемуся — серебро, которое зарыто у тебя»[130]. Таким образом, право собственности для христианина не должно быть правом обижать других через скопление большого имущества, но, напротив, христианин о своем должен думать, как о чужом, и считать себя лишь служителем ближних. «Кто любит ближнего, как самого себя, тот ничего не имеет у себя излиш­него перед ближним»[131]. Ясно, поэтому, что св. Василий Великий не мог видеть иного идеального порядка устроения имущественных отношений людей, как только в совершенном общении имуществ. Этому согласно учат, по взгляду святителя, и низшие твари в своей естественной и не­разумной жизни, и истинные христиане первенствующей Церкви, не хо­тевшие знать и различать своего. «Мы, словесные твари, — увещал св. отец, — да не окажемся жестокосерднее бессловесных. Ибо они, как чем-то общим, пользуются тем, что естественным образом производит земля. Стада овец пасутся на одной и той же горе; множество коней на одной равнине находит себе корм, и какой ни возьми род животных, все дозволяют друг другу необходимое наслаждение потребным. А мы общее достояние прячем себе за пазуху и собственностью многих владеем одни. Постыдимся того, что повествуется о человеколюбии язычников. У некоторых из них человеколюбивый закон учреждает один стол и общую пищу и многочисленный народ делает почти одной семьей. Оставим внешних и обратимся к примеру этих трех тысяч[132]; порев­нуем обществу христиан. У них все было общее: жизнь, душа, согла­сие, общий стол, нераздельное братство, нелицемерная любовь, которая из многих тел делала единое тело, различные души соглашала в то же единомыслие»[133]. И если в жизни целого христианского общества своего времени св. отец не видел действительного осуществления такого иде­ального порядка вещей, то в понятии христианского совершенства св. Василий определенно указывает как необходимый признак такого совершенства полный отказ от собственности. «Возлюбив общение и совокупную жизнь, возвращаются они (подвижники) к тому, что по самой природе хорошо. Ибо то общение жизни называю совершен­нейшим, из которого исключена собственность имущества»[134]. Такое совершенное общение, по взгляду св. отца, должно было существовать среди христианских монахов, и в своих «правилах» и «подвижнических уставах» св. Василий Великий определенно и настойчиво доказывает, что отречение от собственности есть необходимый долг каждого, ищу­щего совершенной христианской жизни. На вопрос: «надобно ли иметь в братстве какую-либо собственность», св. Василий отвечает: «сие про­тивно тому свидетельству об уверовавших, какое находим в Деяниях, где написано: «ни един же что от имений своих глаголаше свое быти». Посему, кто называет что-либо своим, тот поставляет себя чуждым Цер­кви Божией и любви Господа, Который и словом, и делом поучал пола­гать за друзей душу свою, а не только одно внешнее»[135]. Поэтому-то все «истинные подвижники... хранят совершенную нестяжательность, не имея у себя никакой собственности, но все делая взаимным»[136]; и обрат­но: приобретение чего-либо в собственность в условиях подвижнической жизни свидетельствует о недостатке братского единения и является кра­жей и иудиным предательством, так как «приобретать что бы то ни было и откуда бы то ни было есть хищение» для монаха[137]. Последний должен смотреть «на всякое имущество, как на чужое, каково оно и в действи­тельности». И даже данного каждому в употребление не должно почитать собственностью, но с заботливостью надо смотреть на все сие, как на при­надлежащее Владыке»