Учение древней Церкви о собственности и милостыне - страница 4

(стр. 470); и высказывает эти мысли так, как будто бы это и действительно христианское учение, и будто бы в Евангелии Христовом и писаниях церковных учителей мож­но встретить даже намек на долг хранить и умножать богатство. Подоб­ное говорится и другими нашими моралистами, причем такой серьезный ученый, как покойный профессор М. А. Олесницкий, высказывает мысль, что христианство не только не воспрещает заботу о приобретении нового имущества при посредстве имеющегося, но нет сомнения и «насчет по­зволительности... отдавать деньги на проценты»[5] — мысль, во всяком случае, не имеющая ни малейшего основания в откровенном учении и го­рячо осуждаемая святыми отцами. Не менее тяжелое впечатление произ­водит и очень тщательное развитие в учении о милостыне той мысли, что милостыня должна быть подаваема с большим разбором и притом в стро­гом соответствии с имуществом подающего, причем утверждается, будто христианство вполне допускает и роскошь в жизненной обстановке[6]. Эти мысли также, конечно, не имеют твердого основания в учении Слова Бо- жия и святоотеческом. И трудно понять, почему подобные мысли, вовсе не отвечающие духу христианского нравственного идеала, так усердно рас­крываются и проповедуются, если принять во внимание, что в наше время великая редкость встретить людей, готовых отдать свое имущество бед­ным до готовности переносить лично нужду, и что, конечно, такие люди не станут прислушиваться к ласковому голосу богословских измышлений после определенного и любяще строгого голоса своего Учителя.

Но довольно частных примеров. Для нас лично центр тяжести не в этом: нам кажутся важными не столько эти недочеты, так сказать, науч­ного характера в изложении учения о собственности и милостыне, сколь­ко самый дух, проникающий наше нравственное богословие в этом его учении. Огромное большинство богословских статей, проповедей, отделов в учебных системах ставит своей задачей при изложении христианского учения о собственности и милостыне не то, чтобы с возможной чисто­той, ясностью и полнотой изобразить христианское идеальное учение, но почти противоположное: оправдать всеми возможными соображениями разума и всеми возможными текстами Слова Божия, в их нередком пе­ретолковании, действительно существующие и господствующие порядки жизни. Трудно выразить с достаточной определенностью ту громадную разницу, какая живо сознается при чтении святоотеческих творений, по­священных учению о собственности и милостыне, и размышлений наших современных богословов. Первые дышат горячей любовью к людям, к их вечной природе, трогательной думой о бедных, истинно христианской лю­бовью, иногда сурово обличающей, к богатым. В этих святоотеческих тво­рениях и слышно биение живого христиански любящего сердца, и видно совершенное проникновение духом евангельского учения. Наоборот, то положение, какое заняло наше богословие в интересующем нас вопросе, по большей части, вызывает тягостное чувство. Советы наших богословов богатым приобретать, охранять и умножать свое имущество, как истинный дар Божий, дар совершенный; а бедным — советы «сохранять внутрен­нюю независимость духа» и внутренне «хотеть быть бедными» способны заставить покраснеть каждого, знакомого с учением Церкви. К сожале­нию, учение последней для многих, даже говорящих от ее лица, остается неизвестным; тем более легко принять наши богословские размышления за голос Вселенской Церкви для лиц, богословски необразованных. И ре­зультаты такого смешения уже налицо. Произошло страшное недоразу­мение в отношении к христианству значительной части современного об­щества. Всегда христианству было противно и враждебно то направление жизни, которое исходным началом ее делает эгоизм, заботу о себе, служе­ние своим чувственным и себялюбивым влечениям. Христианство всегда было в глазах многих безумием, утопией, мечтаниями. Но в одном прежде никто не упрекал христианство: в его бесчувственности, в равнодушии к людскому горю и нужде, в потворстве греху и себялюбию. Но теперь эти упреки обычны. Христианство, эта религия любви и самоотвержения, эта радостная весть всем униженным, и оскорбленным, и обездоленным в этом мире, этот призыв к беззаветной жертве на служение горю и нужде ближних — теперь эта религия, эта радостная весть, этот благородный призыв объявляются враждебными жизни, а Церковь — защитницей того зла и неправды, какие царят в жизни. Это, конечно, страшное недоразу­мение, и причины, вызвавшие его, заключаются до известной степени, по нашему мнению, в том одеянии, в какое наше научное богословие стремится облечь христианство, пытаясь приблизить святой небесный евангельский идеал к условиям нашей жизни, называемой христианской. По поводу этого направления нашего нравственного богословия мы уже имели случай высказаться в печати. Это же направление ярко выразилось и в попытках нашего богословия оправдать все зло современного строя материальной культуры. Эти попытки не только ненаучны и не ценны в богословском отношении, так как почти вовсе игнорируют учение цер­ковных авторитетов и извращают истинный смысл учения Слова Божия, но и