Учение древней Церкви о собственности и милостыне - страница 63

и бесчестье — ничто, и честь — ничто. и различается одно от другого одним только названием»[425]. Поэтому «и богатство не есть добро, и бедность не есть зло, но и то, и другое сами по себе безразличны»[426]. «Богатство — не зло, но зло — худое упо­требление богатства; ни бедность — не добро, но доброе пользование бедностью — добро. Из предметов одни хороши по своему свойству, другие — напротив, а иные ни хороши, ни худы, но занимают среднее место. Благочестие хорошо по своему свойству, нечестие худо; добро­детель хороша, порок худ; а богатство и бедность сами по себе — ни то, ни другое, но по воле пользующихся ими становятся или тем, или другим. сами по себе они вещи безразличные»[427], и на небо ведет не богатство и не бедность, но «добрая воля»[428]. Отношением последней к богатству и бедности и определяется их моральная ценность. И как только проповедник становится на эту именно этическую точку зре­ния — естественную для него, как имеющего в виду воспитать добрую волю у своих пасомых — то он с силой и горячностью, с удивительным постоянством и настойчивостью оттеняет ту мысль, что богатство яв­ляется великим соблазном в жизни христианина, опасным подводным камнем на пути нашего плавания по житейскому морю и, будучи само по себе (богатство) чем-то несущественным, как призрак, сон, может приносить страшные плоды[429]. Ввиду такой возможности св. Иоанн Златоуст оттеняет отрицательные стороны богатства в отношении истинной цели нашей жизни с поражающей полнотой и яркостью. Он, прежде всего, со всей выразительностью опровергает то естественное заблуждение, что богатство является жизненным благом, и ука­зывает как на его ничтожество перед лицом вечной жизни, так и на постоянные страдания, специально присущие богатым, неразрывно связанные с обладанием богатством. А затем картинами страданий бедных и рядом доказательств, что обладание богатством без помощи бедным само по себе есть величайшее преступление, побуждает ви­деть истинное обогащение в раздаче имущества. Сам св. отец говорит о необходимости соблюдать известную постепенность в наставлении богатому: не нужно «тотчас говорить, что богатство есть зло», но по­степенно приводить мысль к этому сознанию указанием сначала на «богатство истинное, доставляющее радости вечные» и на то, что не нужно обогащаться путем корыстолюбия и насилия. «Расположив их (богатых) к себе такими словами, не будем еще говорить им о геенне, потому что больной сначала не может переносить этих напоминаний, а будем в рассуждениях своих касаться более предметов настоящих»; и далее св. отец рисует, о чем именно рассказывать: о страданиях и ску­дости бедных, благодаря чему даже зверь будет поражен и почувству­ет сострадание. Дальше говорить о превратности судьбы и «другими страшными событиями трогать их душу». «Когда же увидим, что они тронуты этими рассказами, тогда, наконец, будем говорить с ними и о геенне. Вразумляя их такими рассказами, мы исправим и их, и себя самих, скоро исцелим их от болезни»[430].

Таким именно путем и идет сам проповедник, останавливая мысль своих слушателей, прежде всего, на призрачности богатства, почи­таемого за благо. Множество мест в его беседах рисуют ничтожество благ, доставляемых богатством, перед лицом одного неизбежного факта человеческой жизни — перед лицом смерти. Это любимая мысль про­поведника, когда он говорит о богатстве и стремится отвлечь от забот о нем своих пасомых. «Доколе ты богат, а тот беден? — спрашивает св. отец. — До вечера, не долее. Жизнь так коротка, и все уже при дверях, так что на все нужно смотреть, как на короткий час»[431]. «Не убойся, егда разбогатеет человек. Если богатый обольщает тебя при жизни, то по­смотри на него во время его кончины. Отходя отсюда, берет ли он что- нибудь с собой из своего богатства? Он умирает, и лежит нагим тот, который облекался шелковыми одеждами. лежит нагим в яме, и раб отходит и приходит, и никто из них не заботится о нем. Он отошел, и ничто не осталось после него. Отходя отсюда, он не может взять ничего. выносится один. Его превозносят похвалами, но что от этого ему?... Отходит в гроб тот, кто расхищал все, помещается на трех ар­шинах земли, и больше ничего; перед лицом его — земля и крышка гро­ба. Где же богатство? где слуги? где великолепие? где пространный и прекрасный дом? Все оставляет его. И этим оканчивается все? Да, потому что он отошел, не имея при себе ничего собственного»