Ученик - страница 25

– Я знаю, что твой папаша после себя ничего не оставил. Он, как и его отец, любил жить на широкую ногу. Тебе придется всерьез задуматься о своем будущем. В одиночку, согласно уставу нашей Гильдии, ты работать не можешь, – он строго посмотрел на Урса. – Ты уже думал об этом?

Ученик кивнул, но промолчал, ожидая продолжения.

– Как раз сегодня, – остановившись, цехмистер повернулся к подростку, – я хотел поговорить о тебе с фрау Анной. Но, как видно, пришел в неподходящий момент. Другой бы на моем месте обиделся на нее, но я не держу зла. Господь велел прощать обидчиков, – Струк вздохнул.

– Ты прекрасно знаешь, – нахмурившись, он смотрел на подростка, – вопросы Цеха – это не женского ума дело. Их могут решать только члены нашего братства. Поэтому я хочу повторить тебе то, что говорил вдове. В конце концов, теперь ты – единственный мужчина в доме. Будущий хозяин.

В голосе ювелира прозвучала вопросительная интонация, и Урс снова кивнул. При жизни отца он хорошо представлял свою карьеру. Все должно было идти гладко и без запинок. За последнее время он добился в обучении больших успехов и через год-полтора собирался пройти экзамен на подмастерье. Петер Граф пророчил сыну большое будущее. Он часто говорил, что если дело и дальше пойдет так, то всего за пять-семь лет Урс станет мастером. У подростка был отличный вкус, ловкие пальцы, он хорошо гравировал, разбирался в драгоценных камнях и к своим пятнадцати сделал немало оригинальных изделий. Покойный ювелир утверждал, что если бы не устав Цеха, растянувший рост от ученика до мастера на долгие пятнадцать лет, Урс мог бы обзавестись личным клеймом уже к восемнадцати годам.

Но сейчас, после гибели отца, все эти планы растаяли, как снег в мартовскую оттепель. Ученик остался один и согласно уставу должен был найти в Мевеле или в другом городе хозяина, который согласился бы взять его к себе. Урс подумывал о дядюшке из Годштадта, но знал, как там в свое время обошлись с мастером Петером. Да и оставить мать одну он не мог.

– Идем, я начинаю мерзнуть, – приказал Струк, не дождавшись вопросов от задумавшегося подростка. – Так вот, мой мальчик, – ювелир попытался придать голосу дружелюбный тон, – работать сам ты не можешь. Придется поступать в обучение, но сейчас не лучшие времена для нашей Гильдии. Я даже не знаю, кто в Мевеле захотел бы взять к себе еще одного ученика, – он сокрушенно покачал головой. – У меня самого, как ты знаешь, работают четверо – сыновья и сын моей сестры. Ребята толковые, работящие, но, бывает, часами сидят без дела. Нет заказов, – Струк сердито ударил палкой в снег. – Император серьезно болен, не дай Господи, помрет, а тогда будут созывать Рейхстаг: выбирать нового государя. А новый император – это всегда новые налоги. Жить станет тяжелей, и людям будет не до украшений.

Нахмурившись, Цехмистер замолчал.

– Так что же мне делать? – решился спросить Урс. – Я ведь…

– Вот об этом я и хотел поговорить с твоей матерью, – перебил ювелир. – У меня есть хороший приятель, живет в столице герцогства Цатль. В городе Цутхе. Он работает на семейство самого герцога… Кстати, тамошняя знать ценит своих ювелиров, и, как он недавно писал, у него всегда много заказов. В Цатле наши собратья пользуются особыми привилегиями и платят очень маленькие налоги…

Все оставшееся время, пока они шли к дому цехмистера, Струк с жаром рассказывал, как хорошо живется в далеком герцогстве. По его словам выходило, что лучшего места в Империи для золотых дел мастера просто не сыскать. Даже императорский двор не носит столько драгоценных украшений, сколько тамошние аристократы. И взнос в Гильдию вполне умеренный.

– Я предложил вдове, – сказал Струк, когда они остановились у окованных железом ворот его дома, – списаться со своим знакомым в Цатле. Думаю, он с удовольствием возьмет к себе учеником такого талантливого парнишку, как ты. Благодаря положению придворного ювелира, ему несложно получить разрешение для тебя и фрау Анны на проживание в герцогстве. Ты будешь у него, а мать сможет поселиться где-нибудь по соседству.

– Но наш дом, лавка, – Урс растерянно смотрел на цехмистера. – Мы же не можем все бросить.