Ученик пирата - страница 8
Когда хозяйка гостиницы умерла, подавившись оливкой, Ника продали. В четыре года он служил хозяину, который каждый день привязывал на его поясе веревку и отправлял его в трубы канализации, как самого маленького и младшего, с указанием забирать все лундри и ценности, которые смыло туда. Когда тот хозяин упал в канал и утонул, сжимая бутылку сливового вена, которую не смогли вытащить из его пальцев после смерти, бумаги Ника продали бандиту, который учил собак биться друг с другом. Одна из его собак разорвала его господину горло через три месяца после этого.
В возрасте десяти лет Ник повидал много хозяев. К шестнадцати годам он успел поработать в конюшнях, месяцами резать рыбу, научился вытаскивать полудрагоценные камни из украшений и заменять их менее ценными имитациями из стекла. Он собирал мусор из домов Тридцати, чистил клетки маленького путешествующего зверинца, который провел лето в городах Северных долин. Он превращал свинину в фарш, ухаживал за копытами мулов, собирал ленты из урн, чтобы их обработать, выгладить и продать снова не подозревающим.
Две вещи были постоянными в жизни Ника. Первое — рано или поздно, но обычно рано, его новый господин или госпожа умрут жестоким образом. Они не умирали во сне или от старости, как и от тихой болезни, которые никто не замечал до последнего. Нет, хозяева Ника погибали ужасным образом. Яд, удавка, удар ножом, некоторые тонули в миске с куриным супом… после таких смертей ничто не казалось глупостью.
Когда Нику исполнилось шестнадцать, он понял причину этих странных событий. Это произошло вскоре после того, как король Алессандро вернулся на трон после попытки переворота принцем Берто. Чтобы отпраздновать победу Рисы Диветри (или, как ее все звали, Рисы Волшебницы) над принцем Берто, мелкие ярмарки открылись по городу и работали днями. Ника отвели на такую лишь раз, когда фестиваль устроили возле храма. Хотя площадь храма обычно была широкой и занятой торговцами, продающими белых голубей и гирлянды лунных цветов в святые праздники, три недели после расправы над принцем Берто тут проходила самая большая ярмарка из всех, что видели в Кассафорте.
Ник шел за господином, известным как Дрейк, смотрел, как четверо дикарей с Лазурных островов со шрамами на лицах и почти без одежды вырезают острые копья и флейты из пустого бамбука. Он пялился на богатые ковры с дальнего востока. Его нос подрагивал от запахов со стороны печей, где готовили всякую еду: мясные пироги, рыбу на шпажках, картофель в соли и даже мелкие пирожные с фруктами. Видимо, он облизывался, или его желудок заурчал, потому что, когда они проходили мимо доброй пухлой женщины, продающей жареные орешки, Дрейк отвесил Нику подзатыльник.
— Смотри вперед, болван, — прорычал его хозяин.
— Да, синьор, — Ник привык за годы со схожими хозяевами, как вести себя таким, как он. Его хозяева любили, когда он горбился, чтобы скрыть свой рост, прикрывал беретом короткие черные волосы. Он смотрел на миг пустыми зелеными глазами, редко говорил, если только к нему не обращались. Он был тенью, никем.
— Господа, — Дрейк склонил голову в сторону двух членов Тридцати из дома ди Ангели. Они сняли красные береты для него, но лирипип Дрейка остался нетронутым. — Леди, — сказал он их богато наряженным женам, их ладони взлетели к лентам на корсетах. Ник видел, что и другие до этого обращали внимание на его господина, но не так. Хорошие украденные товары требовались людям сильнее, чем Ник представлял.
Один из ди Ангели набрался храбрости и шагнул вперед.
— Синьор Дрейк, простите за вмешательство, — Ник всегда думал, что члены Семи и Тридцати ни перед кем не заискивали, но ди Ангели так вел себя с Дрейком. — Мне хотелось узнать….?
Дрейк кивнул Нику. Это был сигнал, чтобы Ник шагнул вперед и указал ди Ангели подойти. Мужчина благодарно приблизился, и Ник вытянул руки, чтобы никто не мешал им двоим поговорить.
— Говори, — сказал Дрейк.
— Мне просто было интересно… — голос синьора ди Ангели казался выше, чем у юноши, был нервным. — Говорят, — тихо сказал он, — что картина Креспины Портелло, нарисованная Парминой Буночио, была обнаружена среди развалин Казы Портелло и попала в ваши уважаемые руки… — к концу речи его голос стал шепотом.