Ударная сила - страница 23
На тужурке кроме новенького академического ромбика, «поплавка», справа — гвардейский значок, над ним узенькая желтая тесемчатая полоска — за тяжелое ранение. Да, выходит, воевал...
Отделаться от стыда Гладышев не мог и после, когда Коротин водил его между шкафами в координатной, рассказывал как ни в чем не бывало о том, какие настроечные работы велись тут. И было другое: восхищение техникой и боязнь этих шкафов, выстроившихся рядами. Матово-белый свет заливал их, и в многочисленных панелях, вставленных, как большие кирпичи в многоячеечную ферму, светились накальные нити ламп — красные точечные глазки; на узких боковинах панелей — десятки гнезд.
Коротин остановился, кивнул на цепочку шкафов за стеклянными дверцами.
«Ваша линейка... Что ж, будем трудиться, чтоб все железно было!»
Он принялся расспрашивать, много ли было в училище практической работы, приходилось ли устранять неисправности в аппаратуре.
«Не очень много, но приходилось», — ответил Гладышев бодрячком: пусть знает, тоже не лыком шиты.
Коротин прищурился, глаза — узкие льдистые щелки.
«Вон панель питания в третьем шкафу чего-то барахлит. Может, посмотрите?»
Эх, досада! И зачем ляпнул: «Приходилось! Где уж там приходилось? Но делать было нечего, и Гладышев, осторожно выдвинув тяжелую панель, с опаской глядел на трансформаторы, дроссели, лампы, обнажившиеся с тыльной стороны панели. Теплом нагретых деталей, ацетоном, лаком пахнуло в лицо. Найти неисправность... Хорошо, хоть Коротин ушел на другие линейки, не стоял, как Каин над душой, а такой, черт бы его подрал, мог постоять, да и техники, настройщики, кажется, уже перестали обращать на него внимание: экая невидаль — новенький! Осмелев, Гладышев принялся отверткой — она лежала тут же, в лоточке под осциллографом, — пробовать монтажную схему. И вдруг — треск, голубая слепящая вспышка, озонно-известковый запах... Отвертку вышибло из руки Гладышева, она отлетела на резиновый коврик.
Валерий даже не успел поднять отвертку, пальцы ходили ходуном, как явился Коротин, будто в сказке: сивка-бурка, вещая каурка, встань передо мной...
«Бывает и на старуху проруха. — Он осматривал панель. — Замыкание «на землю». Предохранитель проверьте. И вот... — Подал пухлый, потрепанный том технического описания. — Познакомьтесь с техникой безопасности... Полезно».
Так же мгновенно исчез, нырнул в проем шкафов.
Гладышев не нашел замыкания «на землю» — помогли настройщики, к вечеру общими усилиями устранили неисправность, поставили панель на место, в гнездо. Вернувшись с «пасеки» в домик, Валерий завалился в темноте на кровать во всей одежде — гимнастерке, бриджах, сапогах. Чертовщина творилась в душе. Что ж, как сказал на прощание Коротин, ядовито сощурившись: «Выходит, лейтенант Гладышев, закончить училище, надеть новенькое обмундирование, на плечи лейтенантские, серебром горящие погоны еще не значит стать офицером-ракетчиком? Договорились?» Договорились, черт бы его драл! Еще и подморгнул. За такие штуки у них, у курсантов, запросто «банки» отбивали, а тут? Значит, из тебя не получится тонкого знатока техники, специалиста высокого класса, значит, и те благородные замыслы и те перспективы, какие строил, изойдут дымом...
Да-а, такое было в самый первый день, а что-то ждет сегодня? Что выкинет Коротин теперь?
В координатной, между линеек шкафов, вовсю шла работа: перекатывали осциллографы, хлопали отбрасываемые кабели, распахивались на роликах стеклянные створки шкафов; тут перемешалось все — гимнастерки-хаки, темные рубашки, клетчатые пестрые ковбойки...
— А-а, лейтенант Гладышев! — Валерий хоть и ждал встречи с Коротиным, но сейчас, услышав его голос позади, дрогнул: так это оказалось неожиданным. — В самый раз прибыли! Начинаем общую отладку переходных процессов. Включайтесь в работу!
Ни в тоне, ни в поведении Коротина, к своему удивлению, Гладышев не уловил никаких «накладок»; вид деловой, озабоченный.
— Берите инструкцию и начинайте с последнего шкафа.
Гладышев провозился целый час: подключал к гнездам осциллограф, подкручивал отверткой шлицы, заглядывая в инструкцию. Вздергивалась и перекашивалась змейка — синусоида на круглом экране осциллографа, но нужной «картинки» не получалось. На спине, под гимнастеркой, выступил пот, не от жары, а мерзкий — от стыда. В висках зло, обидно стучало: «Все, конец, ничего, Гладышев, не выйдет... Специально так делает, чтобы показать: смотри мол, как ты мелок, что значишь в сравнении со мной!»