Ударная сила - страница 8

Впрочем, забегаю вперед, а надо восстановить весь этот год по порядку — как было и когда было.

Да, именно в этот день провожали в Егоровск Алексея Фурашова — командира первой ракетной части... Чудно! Мечтал стать историком и вдруг — командир ракетной части. Валя Фурашова сначала держалась, но заметно была возбуждена, а когда объявили, что до отхода поезда осталось пять минут, обнялась с моей Лелей, сказала: «Прощай!» — и расплакалась. Почему — прощай? Так и ушла со слезами в вагон.

Ну вот, мало было думать о «Катуни», о ее сердце — «сигме», теперь думай и о другом: оборудование «Катуни» начали поставлять в войска, формируются первые ракетные части — дело ставится на широкую ногу. К нам в КБ, на полигон, на заводы хлынули первые группы офицеров, тут старые зенитчики, разные спецы, призванные из гражданки, — для них читаются лекции, они изучают аппаратуру, «глотают», впитывают все... Ай да генерал Сергеев, размахнулся широко!

Так вот, товарищ ведущий конструктор, считаете ли вы себя человеком чистой науки и, значит, вам наплевать на все, что не связано с наукой? Или вы не имеете права витать в облаках, должны все учитывать и взвешивать по-государственному? Как, к примеру, тебе следует отнестись к этому факту — усиленной поставке оборудования «Катуни» в войска, созданию первых ракетных частей? Можно догадываться: все это решается не по наитию, а по суровой необходимости. Не прав ли шеф, Борис Силыч Бутаков, закрывая глаза на новую мою «сигму»? Не оттянет ли она сроки введения «Катуни»? И не есть ли в этой оттяжке больший проигрыш, чем выигрыш? Заманчиво: ведущему конструктору пойти против Главного конструктора... Геройство. Но ведь и на фронте случалось: кто-то вырвется вперед, он вроде уже и герой, а на поверку, глядишь, все без согласования, без учета обстановки — и нет, геройства, а то и выходил пшик от хорошо задуманной и разработанной операции.

Эта мысль пришла мне в день проводов Алексея Фурашова и не дает покоя. И все-таки, все-таки...

С вокзала ехали на такси, Лелька щебетала о каких-то пустяках — о покупках, потом вдруг надулась: «Тебя вечно нет дома, вечно ты в разъездах, а когда дома... тоже вроде есть и нет: пустое место! Почему ты такой?»

А кто мне ответит на мои сомнения?

Когда дальняя электричка, со свистом шипя сжатым воздухом, резко сбросив скорость, затормозила, Валерий Гладышев шагнул на платформу перрона. В руке у него чемодан в защитном сатиновом чехле — обновка, приобретенная в училищном ларьке «Военторга», где к выпуску лейтенантов обычно «выкидывалось» самое необходимое для экипировки будущих офицеров. Новеньким на Гладышеве было все: сапоги, тупоносые, хромовые, с гармошчатыми голенищами, шапка, шинель, перехваченная ремнем с портупеей, — и все красноречиво говорило каждому, даже далекому от армейских дел человеку: перед ним свежеиспеченный офицер, выпускник.

Электричка откатила. Гладышев оглядел пустынный перрон и с удивлением обнаружил, что он сошел один, никого больше на всей длинной, высокой платформе, залитой неярким послеполуденным зимним светом, не было. Только на секунду, не больше, пустота перрона вызвала у него замешательство. Ничто не могло расстроить лейтенанта, точнее, техника-лейтенанта Гладышева. В училище он слыл непутевым, бесшабашным, по молодости лет легко переходил от огорчений к веселости, но и учился тоже завидно легко, не напрягаясь.

Деревянные сходни вели на земляной перрон, впереди виднелся небольшой желтый станционный домик. Вокруг станции тоже пустынно — ни людей, ни построек; оголенный лес примыкал вплотную к желтому домику и в пасмурном зимнем дне казался непроницаемой стеной. «Вот тебе и Сосновка!» — Гладышев улыбнулся, припомнив, как его наставляли в управлении кадров: «Приедете на станцию Сосновка. Там ищите деревню Потапово, а где она точно, мы и сами не знаем». Ну что ж, товарищ техник-лейтенант Гладышев, будем искать. Олег Бойков сказал бы: «Молоток, ищи!» Молоток — значит молодец... В Москве остался Олег, дома, — на сутки разрешили.

Еще раз оглянувшись и перехватив поудобнее ручку чемодана, Гладышев спустился на перрон, усыпанный мелкой галькой, — отшлифованные камешки стреляли из-под новеньких, еще не истершихся подошв. Рядок кустарниковой посадки отгораживал полотно дороги, кустарник обшарпан, точно веник-голик, весь прокопчен; позади рядка — вперемежку штабеля шпал, новых, отливающих черной смолью, и старых, растрескавшихся, покрытых рыже-серым слоем грязи и ржавым снежком.