Удержать высоту - страница 16

стр.

От бывшей линии Маннергейма не раздавалось ни одного выстрела.

Лейтенант Петр Шутов сидел на разбитом снарядом ящике, привалившись спиной к гусеницам остывающей гаубицы. Рядом с ним опустился на снег сержант Добрыдень.

К ним подошел Музыкин, протянул Шутову пачку «пушек», предложил:

— Закуривайте, Петр Васильевич.

— Не курю.

— Я теперь тоже, — вздохнул Василий, и зубы его озорно блеснули на закопченном, потемневшем от гари и пота лице. — Командир полка запретил. Но сегодня, я думаю, можно по одной. Заслужили…

Петр протянул руку к пачке. Но никак не мог вытянуть папиросу. Пальцы дрожали, не слушались его. Он отвел ладонь.

— Не буду. Зачем изменять привычке?

Музыкин покрутил пачку в руках, потом размахнулся и швырнул ее под можжевеловый куст.

— Действительно, не будем изменять себе. Дал слово Ниловскому, что не буду курить, и не буду. Так, Петр Васильевич?

— Так, дорогой товарищ Вася, — улыбнулся Шутов.

…Они еще не знали, что буквально через неделю на стол командующего 7-й отдельной армией Северо-Западного фронта командарма 2-го ранга К. А. Мерецкова лягут документы на присвоение звания Героя Советского Союза. Кирилл Афанасьевич возьмет первую бумагу и прочтет:

«Наградной лист на начальника штаба 3-го артиллерийского дивизиона 402-го отдельного тяжелого гаубичного полка Московской Пролетарской стрелковой дивизии лейтенанта Шутова Петра Васильевича».

— Шутов, Шутов… — начнет перебирать в памяти командарм. — Где я уже слышал эту фамилию?

Перед его глазами всплывет полутемный бревенчатый дом на окраине села Сипрола, штаб артиллерийского полка, совещание офицеров дивизии перед прорывом линии Маннергейма, схема узла сопротивления на его центральном участке. Вспомнит он и вопрос, который задал стоящему у стены молодому лейтенанту: «Как будешь бить доты, артиллерист?» — И офицер, глядя ему прямо в глаза, упрямо ответит: «Прямой наводкой, товарищ командующий!»

— Так вот кто ты, лейтенант Шутов! — мягко улыбнулся Мерецков и размашисто написал на листе представления: «Лейтенанта Шутова знаю лично. Один из самых храбрых командиров. Достоин присвоения звания Героя Советского Союза…»

В эти минуты он, конечно, не мог предположить, что еще не раз встретится с этим отважным артиллеристом — Петром Васильевичем Шутовым. Но уже на другой войне. Самой тяжелой в истории нашего отечества и самой героической. На Великой Отечественной.

ОГНЕННЫЕ СТРЕЛЫ

— Слушай, старшой, правду мои батарейцы говорят, что ты Герой, или сочиняют?

Капитан Бондарев был высок, худощав, а землянка тесна и неглубока, и потому сидел он на ящике из-под снарядов, согнувшись в три погибели, и его глаза из-под нахмуренных бровей впивались в старшего лейтенанта Шутова, как два буравчика. Петр отхлебнул горячего чаю, поставил кружку на колено, кивнул:

— Да, это действительно так.

— Чего же ты звездочку не носишь? — еще больше покраснел капитан. — Отступать с ней неловко? А может, к немцу боишься попасть с таким украшением?

— Отступать хоть как неинтересно, — тихо ответил Петр. — К фашистам в лапы попадать тоже. А что до звезды, то ты ведь слышал приказ: снять с себя все ордена и медали, чтоб не блестели на передовой, не привлекали внимание снайперов…

— Ну да, — скривил губы капитан. — Наконец-то поняли, что не на параде… Вчерашние заслуги сегодня мало что значат. С фашистами война совсем другая: тут шашками наголо, как в гражданскую, не помашешь, да и силища у врага совсем не та, что была в финскую и на Халхин-Голе…

— Причем тут заслуги? Важны не они, а опыт…

— Конечно, — не уступал хозяин землянки. — Когда нет танков, не хватает снарядов для орудий, можно говорить об опыте. Только опыт у нас с тобой, старшой, особый — как лучше ноги от врага уносить. Вон куда добежали, почти до Ленинграда, а другие, вроде нас, — аж до Москвы. Заманиваем гада…

Рыжий огонек свечи плыл в тусклом полумраке землянки крохотным коптящим огарком. Наверху наливался яблочным соком август, а здесь тянуло сыростью и прохладой.

Шутов думал о Москве. Почему-то вспомнился дом-утюг, возвышавшийся над выкрашенными охрой крышами двухэтажных зданий на Таганской площади, где поселились слушатели Академии имени Дзержинского, коммунальная квартира, которую отвели семьям первокурсников, Героев Советского Союза. Жили они дружно, часто по вечерам собирались вместе на просторной и светлой кухне, уставленной керосинками и примусами, отдыхали после напряженного дня.