Удивительные донумы - страница 14

Сегодня, заглядывая в прошлое Дамаска, трудно увидеть все тернии, через которые провела Дамаск его непростая судьба. Да местные жители и не стремятся к этому. Как говорят дамаскинцы, «если верблюд будет любоваться собственной спиной, он наверняка вывихнет себе шею».

Сегодняшний Дамаск — огромный, пестрый, красивый город. Немного перенаселенный, несколько шумный, все больше страдающий от автомобильных пробок и выхлопных газов, но это, увы, признаки почти всех столиц нашего времени. И пусть по его улицам уже не бредут под гортанные крики погонщиков бесконечные верблюжьи караваны, не дремлют в расшитых седлах, покачивая в такт конской поступи вороньими гнездами тюрбанов, бородатые купцы — Дамаск по-прежнему перекресток путей. В столице современной Сирии ежедневно находится до полумиллиона приезжих. Они спускаются в город с трапов воздушных лайнеров, каждые 20 минут совершающих посадку в новом, со вкусом стилизованном под «восточный модерн» дамасском аэропорту; прикатывают в Дамаск по железным дорогам, протяженность которых в Сирии с помощью советских специалистов уже достигла 1686 километров и, занимая первое место среди арабских стран, все продолжает расти; в ядовито-желтых такси, собственных лимузинах и городских ярких автобусах въезжают по гладким, без единой выбоины, шоссейным лентам, с пяти сторон подступающим к столице.

Каждый ищет — и находит — в Дамаске то, за чем приехал. Одни, как уже заведено за четырнадцать веков ислама, движутся через Шам к святым местам в Мекку — кто почти не задерживаясь, транзитом, кто с остановкой на несколько дней, чтобы присоединиться к какой-нибудь группе паломников и вместе с ними совершить хаджж — так и спокойнее, и дешевле.

Иные едут в Дамаск с товаром. В предвкушении хороших барышей или в робкой надежде заработать на жизнь они разбредаются по лавкам и базарам, а то и просто устраиваются на пыльной мостовой.

Немалую долю приезжих составляют переселенцы-феллахи, надумавшие раз и навсегда сменить тяготы жизни крестьянской на «прелести» городской. Многим из них, особенно тем, у кого в Дамаске нет родственников, а значит, и связей, уготована участь разнорабочих, а точнее — безработных. Каждое утро собираются они — их легко узнать по загорелым лицам, деревенской одежде и худобе — в определенных местах и ждут, не предложит ли кто хоть какую-нибудь работу.

И, конечно, со всех концов света стягиваются в Дамаск вездесущие туристы. В зависимости от их интересов сопровождающие туристов дамаскинцы — профессиональные экскурсоводы, говорящие на иностранных языках, самодеятельные гиды-толмачи, вместе с маловразумительным пересказом плохого путеводителя пытающиеся всучить залежалый сувенир, просто местные знакомые — покажут гостям соответствующие достопримечательности. Кого они проведут по местам первых христиан, кого пригласят посетить лучшие мечети, кому устроят прогулку по главным коммерческим улицам Баб-Тума и Сальхие с ошеломляющими витринами и такими же ценами, кому посоветуют зайти в магазинчики более скромные, где те же самые товары продаются в полтора-два раза дешевле. Внимание одних обратят на фешенебельные ночные клубы, модные рестораны, похожие на дворцы, отели транснациональных компаний «Шератон» и «Меридиан», а другим, пренебрежительно обернувшись спиной к тому же самому «Меридиану», с гордостью укажут на довольно скромное здание еще одного дворца — Дворца сирийских профсоюзов, значение которых в стране из года в год растет.

Воистину многолик этот город, каждому он поворачивается тем ликом, который тот хочет увидеть, всякому вкусу с восточным гостеприимством и мудростью готов угодить, оставаясь при этом древним, вечным Дамаском. Арамом. Городом-жемчужиной. Шамом. Глазом Востока. В котором, как в зеркале (сказано же, что глаза — это зеркало души), отражается душа самой Сирии.

Не раз ловил себя на мысли во время поездок по другим странам, что не просто гляжу вокруг, а невольно сравниваю, прикидываю, сопоставляю увиденное за рубежом с хорошо известным, привычным: «похоже — не похоже», «мы так — они эдак», «тут вот как, а дома…» В Сирии было то же самое. Вот первые записи в моем дневнике: «Сирийцы, оказывается, не только пишут справа налево, но и в автобус садятся через переднюю дверь, а выходят соответственно через заднюю. Непривычно…»; «Пошел купить горячих лепешек. Так у них две очереди — одна мужская, другая женская!»; «У нас мороженое всю зиму — пожалуйста, в любую погоду, а в Дамаске с середины осени до весны его днем с огнем не сыщешь. Это при средней зимней плюс тринадцать градусов».