Удивительный год - страница 7
— Агитировать рабочих к созданию партии — значит толкать в пропасть, в пропасть!
Все жалели рабочих. Были шум, беспорядок, споры, и Прошка ничего уже не мог понять, только то, что госпожа Кускова и гости беспокоятся за участь рабочих, но не совсем твёрдо знают, как надо рабочих спасать.
Господа! — возвысился голос Кусковой. — Начать следует с оценки рабочего движения Запада. Мы — лишь слабое повторение Запада.
— Надо начать с того, что революция не для России. России рано. Нам, русским социал-демократам, помалкивать надо про революцию, — басил, как в бочку, всё тот же неуступчивый бас.
— Нет, господа, главное и в первую очередь.
У Прошки сумбур стоял в голове. А на бумаге не получалось изложения взглядов. Было очень беспорядочно это собрание.
— Господа, — сказала наконец Кускова. — Оставим, господа. Я подумаю после. Оставим до следующей встречи.
Она бросила на рояль исписанные и перечёркнутые накрест странички. Все как будто с облегчением вздохнули.
— Верно, верно, нельзя с налёту. Такие вещи на ходу не делаются.
— Господа, к следующему разу я набросаю.
Кускова зажгла новую папироску и, пустив колечко, приблизилась к Прошке.
— Вы согласны, что рабочему в первую очередь, самую первую, надо досыта еды, жильё и культуру?
Конечно! Каждый скажет, что надо. Убедительно она говорит. Но про рабочую партию и революцию Прошка не мог сразу сказать своё мнение. Убедительно она говорит, а что-то в сознании Прошки смутно шевелится против.
— Что за книга? — увидала Кускова. — Ну-ка, что вы читаете? Де Амичис? — И дальше Прошка услышал: — О! Постойте Перевод А. Ульяновой? Так и есть. Господа! С Анной Ульяновой я за границей встречалась. Это она. Её перевод. Господа, вы слышали об Ульяновых?
— Убедился, что Кускова со всеми на свете знакома? — восторженно шепнул Белогорский.
— Как! Вы не знаете? Господа! Неужели не знаете? У Анны Ильиничны был брат Александр, тот самый, которого казнили повешеньем за покушение на царя.
Студенты задвигались, загудели басами:
— Тот самый? Не может быть!
— Почему не может? Именно тот! Александр Ульянов, кажется, с Волги.
А у Прошки сердце заныло. Про покушение однажды в откровенную минуту ему рассказывал Фрол Евсеевич, но что среди казнённых революционеров был брат Анны Ильиничны, которой только утром сегодня он относил листы из книги, а она ему прочитала стихи, что Александр Ульянов — родной брат улыбчивой и ласковой Анны Ильиничны! Этого Прошка не знал.
— Господа! А о втором брате слышали, о марксисте Ульянове? Вот кто поспорил бы с нами!
— Отчего?
— Мы практики, он — фантазёр. В нашей тёмной России мечтать о марксистской партии разве не фантазия?
— Знаю о Владимире Ульянове, слышала, — задумчиво говорила Кускова. — Опасный был спорщик.
— Почему был?
Она развела руками:
— В ссылке. А интересно бы поспорить, Владимир Ильич!
«Владимир Ильич. Владимир Ильин, — мелькнуло у Прошки. — Владимир Ильин. „Развитие капитализма в России“. Анна Ильинична. Владимир Ильин».
— Вы новичок среди нас, — сказала Кускова, уловив его замешательство. — Вам надо расти и выбрать свой путь. Мы зовём вас к реальной борьбе за улучшение жизни рабочих. А есть политики, — которые соблазняют фантазиями, как Владимир Ульянов, — договорил Белогорский.
«Владимир Ульянов, Владимир Ильин. Это он, брат Анны Ильиничны! „Развитие капитализма в России“. Где там фантазия?»
Но Прошка молчал. Ни слова не сказал, что в типолитографии Лейферта печатают книгу Владимира Ильина. «Владимир Ильин. Владимир Ильич!»
— Семья Ульяновых сошла с политической сцены, — пуская из папироски дымки, говорила Кускова. — Сестра переводит детские повести. Брат в Сибири без дела.
«Без дела? А книга?»
Но Прошка молчал. Чутьё подсказало ему, что про Анну Ильиничну, которая в этот час, может быть, проверяет листы из книги Владимира Ильина, надо молчать. И про книгу Владимира Ильина надо молчать, хотя Пётр Белогорский, Кускова и все здесь целый вечер обсуждают вопрос, как лучше бороться за рабочую долю. Кускова понравилась Прошке. Понравилась её красота и решительный вид.
— Мы сила! — говорила Кускова. — Мы поведём рабочий класс за собой, нашей дорогой.