Удольфские тайны - страница 62

– Непременно станет.

– Эта мысль невыносима, – вздохнула мадам Шерон.

– Поистине невыносима, – согласился Кавиньи.

– Но что же сделать, чтобы предотвратить такую унизительную ошибку? – не унималась мадам.

– Увы, я ничем не могу вам помочь, – с задумчивым видом ответил Кавиньи. – Единственная возможность отвести от себя клевету – это настаивать на первом своем утверждении. Если люди узнают о недостаточном вкусе шевалье, то никто не подумает, что он осмеливался огорчать вас своим поклонением. Правда, тогда все заметят ваше скромное отношение к собственным достоинствам, и, несмотря на ваше осуждение, вкус Валанкура ни у кого не вызовет сомнений. Иными словами, все вокруг решат, что шевалье обладает достаточным вкусом, чтобы восхищаться красивой женщиной.

– Все это крайне неприятно! – вздохнула мадам Шерон.

– Можно уточнить, что именно вас так расстраивает? – спросила мадам Клэрваль, глубоко пораженная печальным выражением лица и унылым голосом своей гостьи.

– Это деликатная и очень унизительная для меня тема, – ответила мадам Шерон.

– С сожалением это слышу, – заметила хозяйка. – Надеюсь, сегодня вечером в моем доме не случилось ничего такого, что особенно вас огорчило?

– Увы, случилось, причем в последние полчаса. Гордость моя глубоко оскорблена, но уверяю вас: этот слух абсолютно лишен оснований.

– Боже милостивый! – воскликнула мадам Клэрваль. – Но что же делать? Есть ли способ помочь или утешить вас?

– Единственный способ – как можно чаще опровергать этот слух.

– Но умоляю, подскажите, что именно необходимо опровергать.

– Это звучит настолько унизительно, что даже не знаю, как выразить словами, – продолжила мадам Шерон. – Но вы сумеете принять достойное решение. Видите молодого человека в дальнем конце стола, который беседует с мадемуазель де Эмери?

– Да.

– А замечаете, как мало он похож на человека высокого положения? Минуту назад я заявила, что если бы не увидела его за этим столом, то не сочла бы аристократом.

– Но объясните причину вашего огорчения, – повторила мадам Клэрваль.

– Ах, причина моего огорчения! – воскликнула мадам Шерон. – Этот никому не известный дерзкий юноша, осмелившийся ухаживать за моей племянницей, дал основания считать себя моим поклонником. Вы только подумайте, насколько унизительно подобное подозрение! Я знаю, что вы меня поймете. Женщина моего положения! Насколько оскорбителен для меня даже слух о подобном союзе!

– Действительно оскорбителен, моя бедная подруга, – согласилась мадам Клэрваль. – Но можете поверить: я готова опровергать этот слух при каждой возможности. – С этими словами хозяйка отвернулась посмотреть, как чувствуют себя другие гости.

Кавиньи, вплоть до этой минуты наблюдавший за этой сценой, не смог сдержать душившего его смеха и поспешил уйти.

– Полагаю, вы не знаете, что джентльмен, о котором вы только что говорили, доводится мадам Клэрваль племянником, – заметила сидевшая рядом с мадам Шерон дама.

– Не может быть! – изумленно воскликнула та и, поняв, что полностью ошибалась в своем мнении о Валанкуре, принялась хвалить его столь же неумеренно и подобострастно, как только что ругала.

Во время беседы Эмили сидела, погрузившись в собственные мысли, и не следила за крутыми поворотами сюжета, а потому особенно удивилась, услышав, как истово тетушка превозносит Валанкура, так как не знала о его родстве с мадам Клэрваль. И, конечно, она не огорчилась, когда пытавшаяся казаться спокойной, но в действительности крайне смущенная мадам Шерон сразу после ужина собралась домой.

Монтони проводил ее к экипажу, а Кавиньи с лукавой торжественностью последовал об руку с племянницей. Пожелав кавалерам доброй ночи и подняв стекло, Эмили заметила в толпе у ворот Валанкура, но тот исчез прежде, чем экипаж тронулся. Мадам Шерон ни словом о нем не упомянула, а едва приехав в замок, удалилась к себе.

Наутро, когда тетушка и племянница сидели за завтраком, Эмили подали письмо, и она приняла его с трепетом, так как сразу узнала почерк. Мадам Шерон поспешно спросила, от кого оно. Сломав печать, Эмили увидела подпись Валанкура и, не читая, передала тетушке. Та нетерпеливо приняла листок и быстро пробежала глазами по строчкам, в то время как Эмили пыталась по выражению ее лица угадать его содержание. Наконец мадам вернула письмо и, заметив в глазах племянницы вопрос, менее сурово, чем та ожидала, произнесла: