Угодный богу - страница 10
Верховный жрец низко поклонился и, смиренно сложив руки, тихо произнес:
– На тебе, о божественный, лежит благословение Амона-Ра. Жрецы храма, в котором ты провел много лет, пришли просить тебя не оставлять нас милостью. Боги ждут тебя, мой господин.
Амонхотеп, не моргая, смотрел на верховного, который продолжал излагать свою просьбу:
– Мы хотим, чтобы ты стал нашим верховным жрецом сейчас, сразу же после обряда посвящения в фараоны.
Это было большой честью для правителей. Обычно они добивались жреческого сана только к середине, а то и к концу правления. Для этого было необходимо знать тайны богов и принадлежать к касте посвященных.
– Согласен ли ты, единственный сын Амона, принять на себя священные обязанности?
Лицо наследника оставалось каменным. Может, жрец и вправду говорил с изваянием?
Вдруг губы Амонхотепа разомкнулись. И до верховного жреца донеслись раскаты голоса, еще более низкого, чем его собственный:
– Я не могу принять этой величайшей чести. Я недостоин.
Верховный жрец остолбенел:
– О, божественный! Объясни, что гнетет тебя?
В ответ наследник пристально посмотрел в глаза вопрошающего. Тот не выдержал и потупился.
Тогда Амонхотеп неспешно добавил:
– Я не слишком долго служил богам и понимаю, что мне рано брать на себя смелость называться верховным жрецом.
– О, воплощение Амона! Ты говоришь мудро! – низко кланяясь, сказал жрец.
Его спутники присоединились к нему в поклоне.
– Я неопытен и нуждаюсь в наставнике, – продолжал наследник. – Верховный сановник Рамосе, преданный моему отцу, Амонхотепу III, не может и не должен оставаться у трона, – он вновь долгим внимательным взглядом окинул верховного. – Ты понимаешь меня?
– Да, божественный, – ответил тот, еще не зная, что может сказать дальше молодой повелитель, но уже ощущая легкую дрожь в коленях, сопутствующую радостному волнению.
И услышал:
– Место верховного сановника займет человек, которому я могу довериться. Этим человеком будешь ты.
Верховный жрец с трудом скрыл свой восторг и, изобразив смущение, произнес:
– Я не смел даже подумать о таком.
– Ты – мой наставник и я хочу видеть тебя подле своего трона, – глухо молвил Амонхотеп.
– Я преклоняюсь перед решением божественного! Да услышит твои слова Амон-Ра, сияющий на небе! – в который раз верховный низко поклонился и после этого вкрадчиво произнес. – Поскольку мой повелитель не хочет принять на себя статус верховного жреца, я осмеливаюсь спросить, как скоро у нас появится царица?
Глаза наследника сверкнули.
– Ты так спешишь, мудрый Такенс!
– Я не хочу, чтобы ты повторял ошибки своего отца, божественный.
– Ты говоришь о том, как он трижды нарушил закон? – мрачно осведомился Амонхотеп. – Изгнал мою мать, законную царицу, без развода женился на чужеземке под видом укрепления отношений со страной хеттов и дал Египту наследника, уже будучи отнесенным к касте жрецов?
– Все верно, божественный.
– А разве я не нарушил закон? – неожиданно спросил Амонхотеп. – Я изгнал провозглашенного отцом наследника и захватил власть. Разве после этого я достоин сана верховного жреца Амона-Ра?
Последнюю фразу он почти выкрикнул, а на его лбу и между бровями пролегли две глубокие длинные складки. Он замолчал.
– Не терзайся, о божественный! – вкрадчиво проговорил Такенс. – Ты же знаешь, что это было сделано во имя процветания государства, ради справедливости, попранной много лет назад твоим отцом. Ты всегда был слишком строг к себе. Но если ты хочешь во всем следовать законам, тебе нужно жениться и произвести потомство до посвящения в жречество. Дай волю своей плоти, а мы незамедлительно займемся поисками достойнейшей.
– Какие слова я слышу из уст твоих! – вскричал Амонхотеп. – Не ты ли внушал мне истину о пагубности грязных плотских желаний? Ты ли это, мой наставник?
– Успокойся, божественный! – улыбнулся жрец. – Порой полезно забывать о наставлениях. Нужно уметь лавировать в бурном тифоне жизни.
И хотя верховный чувствовал на себе тяжелый неподвижный взгляд Амонхотепа, он продолжал сохранять спокойствие и уверенность, вещая свои наставления.
– Люди злопамятны и коварны. Тому, кто живет по правилам, порой трудно выкарабкаться из зыбучих песков человеческого равнодушия.