Уголок весёлого архивариуса - 1 (60-е годы) - страница 4

— Видите ли, — скромно отвечал ученый, — король платит мне деньги только за то, что я знаю. Если бы король стал платить мне за то, что я не знаю, то, боюсь, скоро бы иссякли все сокровища королевства.

Мало кто из именитых гостей, съехавшихся в этот осенний день 1497 года на торжественный обед к лондонскому лорд-мэру, обратил внимание на двух скромно одетых и ничем внешне не примечательных молодых людей. Да и те, поглощенные оживленною беседой, не ждали и не искали ничьего благосклонного внимания.

На чистейшем латинском языке (по обычаю ученых того времени) они сначала горячо восхищались античной литературой, цитируя на память длинные отрывки из древних писателей; потом спорили по вопросам воспитания, едко высмеивая средневековых педагогов; потом горячо сходились в вопросе о необходимости предоставления равноправия женщинам; потом зло шутили о нравах некоторых знаменитых церковников; потом живо и заинтересованно обсуждали сложнейшие философские категории.

Нс будучи знаком со своим собеседником, каждый из молодых людей был в восторге от остроумия и находчивости, от глубины познаний и смелости воззрений другого.

Наконец один из них не выдержал н воскликнул:

— Ты или Мор или никто!

На что другой тотчас же ответил:

— Ты или Эразм, или дьявол!

Так в шумной и блестящей толпе нашли и угадали друг друга два знаменитых ученых и писателя Возрождения — Томас Мор и Эразм Роттердамский, которые скоро сделались друзьями на всю жизнь.

— У меня чудесная идея — сказал изобретателю Томасу Альве Эдисону один молодой человек, желающий поступить на работу в его лабораторию. — Хочу изобрести универсальный растворитель — жидкость, которая бы все растворяла. Чувствую, что я на правильном пути, но у меня нет средств для реализации этой идеи.

— Универсальный растворитель? — удивился Эдисон. — Тогда в какой посуде вы собираетесь его хранить?!

— Никогда не ставь бензин близко к огню, — поучал отец сына. — От этого может случиться большое несчастье.

— Неужели, папа, ты веришь в приметы?

Учитель демонстрировал на уроке свойства различных кислот.

— Теперь, — сказал он, — опущу золотую монету в стакан с кислотой. Растворится ли она?

— Нет, сэр, — ответил один из учеников.

— Нет? Тогда объясни классу, почему она не растворится.

— Потому, — ответил ученик, — что если бы она растворилась, вы не опустили бы ее в стакан.

— Я изобрел поразительное лекарство, — хвастался друзьям один химик, — такого еще не бывало.

— Теперь тебе остается только изобрести болезнь, от которой оно помогает.

О том, что высказывания Лермонтова были необычайно остры, есть много свидетельств. Одно из них довольно своеобразно.

Юнкера, однокашники будущего великого поэта, полагая, что чем чаще брить бороду, тем быстрее она появится, без всякой меры увлекались бритьем. Едва завидя солдата Байкова, приставленного к ним для этого, они наперебой кричали ему «Брей!», немало не считаясь с местом, где это происходило.

Однажды, окруженный целой толпой безусых юнкеров, совсем отчаявшийся Байков увидел, как из класса выходит Михаил Юрьевич.

— Завидую я г-ну Лермонтову, — грустно вздохнул Байков. — Он без всякой бритвы бреет почище меня, а вы от его бритья разбегаетесь во все стороны.

У профессоров Московского университета Лермонтов слыл дерзким и непочтительным юношей. За полтора года учения у него вышло несколько историй с преподавателями. Вот одна из них.

Перед рождественскими праздниками профессора делали репетиции, то есть проверяли знания своих студентов. Лермонтов отвечал профессору словесности Победоносцеву. Прослушав несколько минут, спесивый профессор с возмущением перебил Лермонтова:

— Откуда вы все это почерпнули, милостивый государь? Не станете же вы утверждать, что это говорил я?

— О нет, господин профессор, — горячо откликнулся Лермонтов. — Вы ничего такого не говорили.

— Я рад, что по крайней мере вы искренни, — снисходительно заметил Победоносцев. — Может быть, вы потрудитесь еще объяснить, почему я этого не говорил?