Уголовный розыск. Петроград – Ленинград – Петербург [сборник] - страница 51

Кошмарная зима 1941–1942 годов породила тот вид преступлений, который фигурировал в сводках происшествий по городу, как «преступления особой категории». Так шифровались факты каннибализма. Случаи людоедства начали фиксировать с декабря 1941 года. За первую декаду месяца было зафиксировано 9 случаев, за две последующие недели – еще 13, к 12 января 1942 года в целом по городу было зафиксировано в общей сложности 77 случаев каннибализма, а в первую декаду февраля – уже 311. С этим видом преступлений велась решительная борьба.

Сотрудникам угрозыска поручили и одно очень щекотливое дело. По данным карточного бюро, рост заявлений об утере продовольственных карточек был в явной зависимости от ухудшающегося положения с продуктами. Так, в октябре 1941 года было утрачено 800 карточек, в ноябре – 13 тысяч, в декабре – 24 тысячи. Причины были удивительно однообразны: «утеряли при бомбежке», «утеряли при артобстреле», а если дом оказывался разрушенным – «карточки остались в квартире». При расследовании оперативникам предстояло отделить людей, действительно утративших карточки, от тех, кто пытался извлечь выгоду из общего горя.

За 1941 год во взаимодействии с партийно-советскими органами было проверено 7460 организаций, что составило три четверти всех организаций города. В результате было выявлено 4300 человек, незаконно получавших карточки. 11 100 человек получали карточки на «мертвых душ». По итогам этой работы органы прокуратуры возбудили 621 дело. В ходе перерегистрации карточек в 1941–1942 годах было выявлено и отобрано 29 тысяч карточек.

Все чаще стали фиксироваться факты бандитских нападений. Бандиты периода блокады резко отличались от бандитов времени НЭПа. Основной их контингент составляли дезертиры из действующей армии. Покидая свои части, они нередко убивали командиров и комиссаров, чтобы завладеть их личным оружием (пистолетами и автоматами) и документами. Как правило, шайки дезертиров были малочисленны, не имели налаженных каналов сбыта награбленного, а в роли пособников обычно выступали близкие родственники. Часто дезертиры имели криминальное прошлое и состояли на оперативном учете в милиции по месту проживания, что облегчало их ликвидацию.

Следует отметить, что раскрываемость бандитизма была очень высокой. В 1942 году она составила 81,2 %, в 1943 году – 98,1 %, в 1944–1945 годах все бандитские группировки были ликвидированы.

В борьбе с бандитизмом ленинградскому уголовному розыску активную помощь оказывали сотрудники НКГБ, контрразведки СМЕРШ Ленинградского фронта и Краснознаменного Балтийского флота и, конечно, простые горожане.

В течение всей войны оперативники работали по 18–20 часов в сутки, они не имели никаких привилегий, кроме одной, – вовремя оказаться на месте происшествия и принять все меры к раскрытию преступления. Об этом говорят бесстрастные цифры статистики. В 1944 году, когда начался массовой возврат в родной город ленинградцев, находившихся в эвакуации, они подали в милицию заявлений на розыск пропавших и похищенных вещей на общую сумму в 19 716 841 рубль. Ленинградская милиция и прежде всего уголовный розыск смогли вернуть им имущество на 11 200 153 рубля, т. е. более 70 процентов. Можно по-разному оценивать работу милиции блокадного Ленинграда, но эти цифры говорят, что там работали настоящие профессионалы. Причем работали в сверхэкстремальных условиях блокадного быта.

Ни работники уголовного розыска, ни милиционеры не получали никаких дополнительных пайков и даже не снабжались по нормам воинских частей – обычная карточка, как у всех ленинградцев.

259 сотрудников ленинградского уголовного розыска и милиции умерли от голода при исполнении служебных обязанностей. Две с половиной тысячи попали на больничные койки в разных стадиях дистрофии. А сколько их похоронено на Пискаревском кладбище…

Несмотря на всю тяжесть блокадного бытия – голод, холод, дистрофию, – сотрудники не только уголовного розыска, но и всех служб милиции работали, не жалея ни сил, ни здоровья. И если в 1941–1942 годах около 15 % фактов проявления бандитизма оставались нераскрытыми, то в 1943–1945 годах раскрываемость бандитских преступлений была практически стопроцентная.