Уход в лес - страница 17

Это предостережение не направлено против поэта, выявляющего значительное превосходство мира мусического над миром технического, как своим творчеством, так и самим своим существованием. Он помогает человеку вернуться к самому себе: поэт и есть Ушедший в Лес.

Не менее опасным было бы умолчать о немецкой освободительной борьбе. Германия из-за своей катастрофы оказалась в положении, предусматривающем переформирование войск. Подобного переформирования не было со времён поражения 1806 года – несмотря на то, что армии очень сильно изменились как в размере, так и в техническом и тактическом отношении, они, тем не менее, по-прежнему основывались на базовых идеях Французской революции, как и все прочие наши политические институты. Подлинная реорганизация войск, тем не менее, состоит не в том, чтобы приспособить вермахт к условиям воздушной или ядерной стратегии. Речь скорее идёт о том, чтобы новая идея свободы приобрела силу и форму, как это происходило в революционных войсках после 1789 г., и в прусской армии после 1806 г. С этой точки зрения, сегодня также, разумеется, возможно развёртывание власти, подпитываемое иными принципами, нежели тотальная мобилизация. Однако, эти принципы не принадлежат какой-то одной нации, напротив, они проявляются в любом месте, где свобода пробуждается. С технической точки зрения мы достигли того положения, когда всего лишь две державы являются полностью автаркическими, а значит: способными на политико-стратегическое поведение, опирающееся на огромные военные средства, и преследующее планетарные цели. Уход в Лес, напротив, возможен в любой точке Земли.

Кроме того нужно упомянуть, что за всем сказанным не скрывается никакой антивосточный умысел. Страх, бродящий сегодня по планете, во многом инспирирован Востоком. Это выражается в колоссальной гонке вооружений, как в материальной, так и в духовной сфере. Как бы это не бросалось в глаза, всё же дело вовсе не в различиях основных мотивов, но в сложившемся международном положении. Русские застряли в той же ловушке, что и все остальные, и даже сильнее, благодаря своей отверженности, если мы примем страх за критерий. Страх всё-таки невозможно ослабить вооружением, но только обретением новых путей к свободе. В этом отношении русским и немцам есть много чего рассказать друг другу; они обладают схожим опытом. Уход в Лес и для русского является центральной проблемой. Как большевик он пребывает на Корабле, как русский – он в Лесу. Его опасность и безопасность определяются этим различием.

Наши намерения вообще не ориентируются на политико-технологические приоритеты и их расстановку. Они преходящи, в то время как опасность остаётся, возвращаясь даже ещё быстрее и сильнее. Враги становятся столь похожими друг на друга, что в этом нетрудно разглядеть маскарад одной и той же силы. Речь идёт не о том, чтобы подавлять проявляющиеся то здесь, то там симптомы, но о том, чтобы обуздать время. Это требует суверенитета. И его можно сегодня обрести не столько в глобальных решениях, сколько в том человеке, который в своём сердце отрекается от страха. Чудовищные меры применяются против него одного, и все-таки они, в конечном счёте, и предопределяют его торжество. Это осознание освобождает его. И тогда диктатуры обращаются в прах. Здесь скрыты едва разведанные запасы нашего времени, и не только нашего. Данная свобода есть тема как истории вообще, так и того, что лежит за её пределами: здесь против демонических царств, там против зоологического хода вещей. Эта свобода созревала в мифах и религиях и она неизменно возвращается, и всегда великаны и титаны появляются с одинаковым превосходством в силе. Свободный сокрушает их; для этого он не всегда должен быть царём и Гераклом. Камня из пастушьей пращи, знамени, которое подняла дева, или арбалета вполне достаточно.

Здесь уместен другой вопрос. Насколько свобода желательна, и даже просто имеет смысл в рамках нашего исторического положения с его своеобразием? Не заключена ли своеобразная и легкомысленно недооцениваемая заслуга человека нашего времени в том, что он всё в большем объёме от свободы отказывается? Во многом он подобен солдату, марширующему к неизвестным ему целям, или строителю дворца, в котором будут жить другие; и это не самая плохая перспектива. Стоит ли отвергать перемены, которые только ещё происходят?