Уинстэнли - страница 29
Отдавал ли он себе отчет в том, какую ересь провозглашает? Всесильный и могучий ветхозаветный бог, поклоняться которому учили с детства, перед чьей могучей волей трепетали сердца Кромвеля, генерала Фэрфакса и самого несгибаемого Айртона, этот грозный, таинственный и вездесущий царь небес, еще до рождения определяющий судьбу и назначение человека, — всего лишь дух внутри каждого? Не верховная личная власть, а невидимая искра в душе, «дух справедливости»? За такое вольномыслие не так давно бросали в костер.
Но как это подымало дух! Он говорил сам себе и бедным братьям своим: вы не жалкие приниженные создания, дрожащий лист перед лицом невидимого грозного судии, вы сами носители великого духа. Послушайтесь духа любви и справедливости внутри вас, ощутите присутствие его в душе своей, и вы станете сильны и свободны. Вам не надо будет других учителей, кроме этого единственного великого учителя, который всегда с вами.
Уинстэнли не проклинал плоть; он не проклинал и смерть и не боялся ее; он просто хотел, чтобы плоть человеческая подчинялась высокому духу, который побеждает себялюбие и превращает злобу, жадность, гордость, гнев и лицемерие в терпение, смирение и благодарность.
Собственно, и дьявол, которого нужно одолеть, думал он, — тоже внутри. Это и есть алчная, злобная, себялюбивая плоть. «Тот дух, который делает одного человека тираном над другим и обращает его даже против себя самого, — это плоть, или дьявол, что одно и то же… Он рождает соблазны богатства и похоти…» Достаточно понять это, достаточно уразуметь, убеждал Уинстэнли, «что та сила, которая карает, устрашает, мучит вас, сотрясает царства, семьи, души — та сила, которую вы зовете дьяволом, пребывает внутри вас и есть только сила вашей жадной плоти, — тогда только закон любви воссияет в ваших сердцах, и вы освободитесь тотчас же…» И в этой борьбе, в кровавой битве, от которой стонет и без того истерзанная Англия, вы победите, хоть вам, может быть, и не будет хватать пищи и одежды и даже общения с добрыми людьми.
К нему в каморку заглядывали односельчане, рассказывали новости. Восьмого июля герцог Гамильтон с 20-тысячной шотландской армией перешел границу. Еще до этого роялисты захватили Понтефракт — важный укрепленный пункт в Йоркшире. Если победят шотландцы, говорили шепотом, тревожно переглядываясь, — король вернется на трон, и страна будет порабощена окончательно. А пресвитериане в парламенте, в сердце Англии, спят и видят, чтобы Карл вернулся. Они плетут интриги, пишут доносы, в чем-то обвиняют Кромвеля… Главного его врага, Джона Лилберна, вождя левеллеров-уравнителей, третьего августа выпустили на свободу. Они думали, что Лилберн, острый язык и бесстрашное перо которого были известны всей Англии, снова, как год назад, обвинит Кромвеля в измене. Но Лилберн поддержал генерала, идущего на смертный бой с врагами английской свободы…
Уинстэнли слушал, кивал, сокрушался вместе с ними, а ум его усваивал, обдумывал, переосмысливал новости. И когда бедняки уходили, он снова присаживался к столу и писал дальше. «В наши дни развращенность плоти выражается в неверии, лживости, жестокости и рабском страхе перед людьми. Некоторые святые преданы в руки злых людей, но это ненадолго. Ибо Бог не позволит глумливым сокрушить божьих людей, кого они клеймят как круглоголовых, анабаптистов и ипдепепдентов. Когда графства поднялись против парламентской армии, кое-кто не постыдился сказать, что они сокрушат мужчин, женщин и детей индепендептской партии. Но Бог не дозволит уничтожить чистых сердцем. Он освободит святых и умножит число их… Ведь злобные воюют не против них, по против самого Бога».
Еще и еще раз задумывался Уинстэнли о смысле жестоких войн, кровопролития, мятежа. Может быть, Англия брошена ныне в огонь, чтобы очиститься от тщеты мира сего и стать свободной? Может быть, именно сейчас настало то время, когда дух засияет в человеке, когда бедняки, дорогие его сердцу, получат благодать и совершится, наконец, подлинный и справедливый переворот: мудрые по плоти обернутся глупцами и ученые — невеждами, а неграмотные покажут свое знание духа истины?