Укол гордости - страница 12
Продолжения дискуссии Варя не слышала. Следующая остановка была ее.
Вечером, сто раз прокрутив в голове события злосчастного дня, Варя решила начать новую жизнь. Она не будет больше читать запоем детективы и любовные романы Барбары Картленд и Джейн Остин. Никакой романтики! Только научная литература. Она посвятит себя науке, и тогда посмотрим… Когда ей будут вручать Нобелевскую премию, Плохиш и Милый Дедушка будут сидеть у телевизоров, и с их отвисших челюстей потечет завистливая слюна.
Она не позволит больше Плохишу разводить ее на разговоры «за жизнь». И вообще больше никому не позволит лезть себе в душу, а потом предательски высмеивать… Она станет другой. Вежлива, приветлива, но холодна и самодостаточна – таков будет отныне ее стиль.
Во исполнение новой жизненной программы Варя решила сегодня не «листать книжки ночь-полночь», а лечь пораньше, чтобы завтра опять не проспать.
Но заснуть не удавалось. В голову лезли мысли об Иде, о нечаянно подслушанном странном разговоре, и на душе у Вари заскребли кошки. Все-таки было в том разговоре что-то такое… зловещее. Если Ида попала в беду, Варин долг ей помочь. Но как? Во-первых, Ида, активно участвуя в Вариной личной жизни, категорически не терпела вмешательства в свою. Во-вторых, Варя чувствовала, что не сможет заставить себя подойти к Иде, заговорить с ней. Слишком велика была обида. «Уродка… достала…» – Эти слова до сих пор причиняли жгучую боль, выедали душу. Сама она никогда бы не позволила себе таких слов, как бы ни была раздражена.
Однако она тут же вспомнила, как кричала на Борьку Плохинского. А не была ли она излишне резкой? Господи, и не вспомнишь теперь, что орала. И чего взбеленилась! Но в памяти тут же всплыла ехидная Борькина ухмылка и гадкий смешок Светочки, снова всколыхнулась обида.
Обиднее всего, что Борька высмеивал ее именно вместе со Светочкой, которую сам же в грош не ставил.
Светочка была типичной «силиконовой блондинкой» со всеми атрибутами гламурной красоты: волосами до попы, «высотными» шпильками и губами «дональддак». Ее естественной средой обитания могли бы стать конкурсы красоты, модельные агентства, подиумы и фотостудии. Но на свою беду Светочка родилась в семье университетского доцента с династическими замашками. Папа категорически запретил Светочке мечтать о фэшн-бизнесе, «поступил» ее в университет и «доучил» до диплома.
На преддипломную практику в их институт Светочка пришла с университетской кафедры ихтиологии, где под руководством папы делала курсовые работы. А следом за ней, передаваемые из уст в уста, пришли анекдоты.
Эти анекдоты, хохоча, рассказывал Варе не кто иной, как Борька Плохинский.
Говорили, что Светочка вела эксперименты с икрой осетровых рыб. На чашках Петри, в которые помещались икринки, она, помимо обычной нумерации, часто писала слово «спор», а когда ее спрашивали, что сие означает, простодушно отвечала: «Спортилась». Еще рассказывали, что реактивы Светочка использовала в оригинальных, ею самой изобретенных дозировках: «щепотка малая» и «щепотка большая».
Варя смеялась, но анекдотам не верила. Ну не может человек, оканчивающий университет, быть таким безграмотным! Борька хохотал: «Не веришь? Да Светочка типичная tabula rasa, «чистая доска»! Только в случае Светочки это такая доска, на которой невозможно ничего написать. Она навсегда такой и останется». И правильно! Каждому свое. Тело есть – ума не надо!
И вот с этой самой «доской» Борька насмехался над Варей, наплевав на их приятельство и задушевные беседы «под чаек». Наверное, волосы до попы и утиные губы важнее любых дружеских отношений.
Какие же все мужики сволочи! Нет, никаких теперь душевных разговоров с Борькой! И ни с кем другим тоже. Теперь все будет иначе.
Мысли пошли по кругу, и Варя поняла, что не уснет. Она встала, накинула халат и пошла на кухню. Где-то у нее была баночка меда, привезенная дедом Ильей «со свояковой пасеки». Она слышала, что мед помогает при бессоннице.
С чашкой чая и липким бутербродом на блюдце Варя вернулась в комнату и включила телевизор. Бдительный Персик поднялся со своей подстилки и сопроводил Варю сначала на кухню, а потом обратно. Усевшись напротив нее, он требовательно гавкнул.