Укол рапиры - страница 10
И начал шпарить прямо наизусть то самое стихотворение:
— Из «Пиндемонти», — сказал Всеволод Андреевич. — Почему ты вдруг о них заговорил?.. Впрочем, неважно… Так вот, если вкратце… На свете не бывает людей, ровных, как палка. Как вот эта доска… Они только в неправдивых книжках. У каждого человека могут быть минуты сомнений, отчаяния, неверия в свои силы. Особенно у сложных, высокоодаренных натур… Эти стихи Пушкин написал за полгода до смерти, когда был в тяжелом душевном состоянии. Понимаете? И не по ним надо судить о поэте… О человеке… Ну, мы еще поговорим подробнее…
Тут я, наконец, спросил Всеволода Андреевича, чем он болел. И мы узнали, что у него был аппендицит и он попал в больницу прямо из квартиры друзей, где праздновался день рождения и где начался приступ.
— Знаете, чей был день рождения? — спросил Всеволод Андреевич. — Вы знакомы с этим человеком. Это наш инспектор, Ольга Петровна. Да, да… Мы с ней дружим еще с университета. И ругаемся тоже с тех самых времен… А еще, скажу вам по секрету, скоро мы с ней поженимся.
— Ура! — опять закричали мы.
Всеволод Андреевич раскрыл журнал, и мы перешли к М. Ю. Лермонтову.
«ПРОВОКЕЙШН»
Всю жизнь он сидел на одной парте с Троновым. А недавно пересадили. Сказали, слишком много болтают. Это определила новая учительница по литературе.
Он встал и ответил:
— Зоя Петровна, мы говорим столько же, сколько раньше. Не больше, не меньше. Примерно двадцать слов за урок. То есть полслова в минуту.
— Наверно, у тебя блестящие математические способности, Данилов, — сказала Зоя Петровна. — Но для моего предмета они не имеют решающего значения. И перестань поясничать. Я говорю серьезно.
— А если серьезно, мы с ним очень старые друзья.
— Какое это имеет значение на моем уроке? У меня ты будешь сидеть… будешь сидеть с Карцевой!
— Не хочу я с ней!
— Ужасно ты мне нужен, — сказала Карцева. — Сплю и вижу.
— Я не спрашиваю твоего мнения, Данилов, — повысила голос Зоя Петровна. — Садись, или тебе придется оставить класс.
— Садись, Саня, — сказал Костя Бронников. — Такая уж наша доля.
— Разговоры! — крикнула Зоя Петровна. — Очень у вас языки распущены, как я погляжу. Посмотрим, как они будут работать во время ответов у доски.
— Иди! — сказал Тронов. — На географии наговоримся…
И Саня Данилов сел с Карцевой. Надо сказать, она такая тихая, просто страшно делается: смотрит все время в стол и знает только одно слово: «перестань».
— Ну и пожалуйста, — сказал Саня. — Сама еще попросишь, а я молчать буду, как Великий Немой. Знаешь, кого так называли?
— Перестань!
— Данилов! — крикнула Зоя Петровна.
Она уже рассказывала о Пушкине, говорила, что он родоначальник новой русской литературы, создатель русского литературного языка; что род его ведет начало с XIV века, от боярина Гаврилы Алексича…
Сане, в общем, нравилось, как она говорит, только очень уж часто перебивает сама себя, потому что решительно все замечает.
— Бронников, не подпирай голову, не отвалится!
— Булатова, нашла время прихорашиваться!
— Тронов, у тебя что, гвоздь в стуле?
— А если я сниму под столом ботинки, — прошептал Саня Карцевой в надежде, что та оценит его остроумие. — Интересно, она тоже заметит?
— Перестань!
— Данилов! — услышал он.
На перемене Саня заверил своих однокашников, что не намерен сидеть с Карцевой. Тем более, она молчит, как рыба подо льдом.
— В общем-то, это насилие над личностью, — задумчиво сказал Бронников.
— Надо пойти к директору и прямо сказать, — предложил Толя Долин по прозвищу Доля Толин. — И на учкоме поднять вопрос!
Никуда они не пошли, и Саня на уроках литературы продолжал сидеть с Карцевой и пытался выполнить свой «разговорный минимум» хотя бы в половинном размере. Но это никак не удавалось.
…— Вот брошу школу и уеду в Сибирь, — сказал он один раз. — Как мой дед сделал.