Украденное дитя - страница 3

Ричард изумлённо наблюдал: королю, бывало, бросали вызов, у фейри это в порядке вещей — править должен сильнейший. Но никогда раньше это не вызывало такого… оцепенения.

А потом откуда-то сверху — наверное, с чёрного каменного карниза — на утёс спрыгнул юный золотоволосый фейри. Ричард, прижимая к себе поднос, успел разглядеть его короткие оленьи рога, изорванный, но явно человеческий костюм и ноги, заканчивающиеся золотистыми копытами. Ни крыльев, ни чешуи, ни хвоста, привычных для огненных фейри, у него не было.

Потом чужак выпрямился, стукнул копытом и завопил:

— Папа! Как давно я мечтал тебя увидеть!

И, вытащив другой такой же кинжал, ринулся к королю.

Король отмахнулся — фейри волной жара отнесло к подножию трона.

— Ты кто такой?

Рогатый фейри — ещё очень юный, совсем подросток, — тут же вскочил и, пригнув голову, снова бросился на короля. Снова опрокинулся на пол. Встал — бросился — опять опрокинулся — и снова встал… Кинжал в его руке вибрировал и гудел.

После десятой попытки встать, силы рогатому всё-таки отказали. А вот страсти — откуда она у фейри? — хватило, чтобы опять замахнуться кинжалом. Король на это только усмехнулся, стегнул хвостом — и чужака подняло в воздух.

Извивался он даже забавно. Король изумлённо смотрел — Ричард впервые видел его изумлённым — а фейри сыпал проклятиями:

— Гад, мерзавец, урод! Да ты ещё уродливей меня! Не дай боги, и я таким стану!

Король нахмурился, разглядывая фейри. Наклонил голову, словно хотел увидеть с другого ракурса.

Чужак вырывался. Руки у него были свободными, и он безуспешно пытался разжать ими петлю из королевского хвоста. «Как он не боится ядовитого шипа? — подумал Ричард. — Король может убить его в любой момент».

А чужак всё извивался и никак не хотел молчать.

— Что, бросил меня у людей и смылся, да?! Заботливый папочка! Так вы здесь поступаете?! — крикнул он, наконец.

Тишина словно бы стала ещё звонче, а король вдруг кивнул. И протянул:

— А-а-а… Понятно. — И со вздохом добавил, приблизив к себе фейри: — Я-то надеялся, кто-то из лесных нарушил договор. А это всего лишь мой ублюдок решил вернуться. Неотёсанное ничтожество. Ты мне не нужен. — Фейри в ответ оскалился, а король продолжил: — Но чего ещё ждать от людей. Ф-ф-ф, от тебя несёт железом… А я-то надеялся на развлечение.

— Будет тебе развлечение, — прошипел фейри, и, изогнувшись, ткнул в короля чем-то маленьким и острым. Позже, вспоминая этот момент, Ричард понял, что это был гвоздь. А тогда удивился: оно лишь мазнуло короля по лицу и оставило тонкую царапину. Но король испустил такой вопль, словно ему действительно было больно. Впрочем, удивления в этом вопле было ещё больше.

А освободившийся фейри схватил было кинжал — но тут на него, как по команде, накинулись придворные короля.

Ричард успел вовремя отойти к стене, закрылся подносом, сжался, зажмурился и заткнул уши. Но вместо криков боли — а напавшему на короля фейри наверняка было больно — он слышал смех. Чужак хохотал, пока его не уволокли прочь. И всё пытался отбиваться.

Бал тогда быстро и скомкано закончился. А ещё немного погодя, после полуночи Ричард узнал, что чужака, ранившего короля, не стали убивать — только заперли в подземелье. Наверное, чтобы король всё-таки получил своё развлечение. Но позже, когда развлечётся с королевой-на-ночь. В конце концов, у фейри есть всё время мира.

Когда Ричард спустился в подземелье, чужак сосредоточенно делал подкоп. Рогами.

Никто его не сторожил — стражи нет в Волшебной стране. Здесь каждый сам за себя и, если ты не можешь защититься, значит, ты слаб и заслуживаешь смерти — так считают фейри. И за Ричардом никто не следил — зачем? Он давно был здесь не более, чем тенью.

Чужак его тоже не заметил. Впрочем, обзор ему закрывала каменная решётка. «И как он умудрился так изогнуться?» — ошеломлённо подумал Ричард, замерев у стены и наблюдая, как фейри ковыряет рогом камень.

Ричард давным-давно не осмеливался говорить с фейри, но этот был заперт, и он вряд ли доживёт до рассвета. «Он не сможет мне навредить», — подумал Ричард и тихо прошептал:

— Зачем ты это делаешь? Тебе же больно.