Укрощая Прерикон - страница 20
Того же нельзя сказать о прекрасной шевелюре Миража, будто сотканной из сияния Безымянного — третьей луны на небосводе и древнего бога-покровителя воров. Каждый, кто видел ее, влюблялся в нее с первого взгляда и хотел ею обладать. Не исключением были и свирепые дикари, но едва ли Миража это пугало, как и вообще что-либо из того, что обычно пугает других людей. Особенностью его шевелюры было также и то, что она при разном освещении и под разным ракурсом меняла цвет и длину. В связи с другой особенностью, на этот раз не шевелюры, но ее счастливого обладателя, никто, кажется, не считал это странным. Так как Мираж все же был из плоти и крови, вопреки мнению многих его недоброжелателей, а также обладал врожденным чувством себя-прекрасного, ему бы очень не хотелось расставаться со своей головой и волосами в обозримом будущем или вообще когда-нибудь. Именно поэтому Мираж, узнав о решении Кнута обворовать Укротителей и затруднениях в составлении плана похищения укрощаемой кобылы, предложил тому свои услуги профессионального разведчика и отточенные навыки воровских дел мастера.
— Таким образом, мы в качестве куша получаем не только укрощаемую кобылу, но и уже объезженную лошадь дикаря-приманки! — победно закончил Мираж излагать свой план, срывая бурю оваций, что случалось всегда, когда он произносил речь, вне зависимости от ее содержания.
Бандиты слушали его, как завороженные, собравшись вокруг плана, нарисованного им на земле у костра. Каждое слово Миража казалось им откровением, так подмастерья слушают мастера, а неофиты — адепта. Когда он закончил, повисла благоговейная тишина, никто из головорезов не решался ее нарушить, вдруг кто-то из толпы обратился к нему:
— Простите, но я не расслышал начало! Не могли бы вы, пожалуйста, повторить еще раз, мистер?
Это говорил бывший кочегар поезда, уставший от тяжелой работы и решивший податься на вольные хлеба разбойника с большой дороги. Копоть так сильно въелась ему в кожу, что лицо его и руки цветом и фактурой напоминали мундир картошки, запеченной на углях. Совсем недавно он пришел в банду Кнута, но уже прослыл никудышным игроком в кости, его так все и звали просто — Кочегаром. На Кочегара тут же зацыкали так, словно он своим обращением нарушил какое-то таинство, как если бы чужак непрошенным гостем вторгся в храм новой для него религии в момент священной для прихожан церемонии и вздумал во весь голос расспрашивать, что означает тот или иной символ или жест. Совсем недавно став бандитом, Кочегар не научился еще ценить красоту и совершенство продуманного до мельчайших деталей плана, прямо как тот, который ему только что описали. Мираж был более чем снисходительным к новичку.
— Глухота — не слепота, мой друг! — сказал он покровительственным тоном. — Стрелять-то ты умеешь, я надеюсь?
Разбойник виновато почесал затылок левой рукой, на его правой руке не хватало указательного пальца и одной фаланги среднего. Он проигрался совсем недавно в кости, а будучи раздетым догола, спьяну-сдуру поставил на кон свою селезенку в надежде отыграться. В этом была доля здравого смысла, так как что делает сердце и печень знают все разбойники, а вот за что ответственна селезенка — неизвестно никому из них. Только то о селезенке и известно, что она иногда воспаляется и потом взрывается, как Смесь Бернштейна. Если вовремя не обратиться к врачу, чтобы он вырезал воспаленную селезенку, то от человека мало что останется! Те же, с кем Кочегар играл в тот раз, все так же спьяну-сдуру приняли его ставку, а когда вместо ожидаемой им семерки выпала двойка, оттяпали ему указательный палец с помощью мачете, не зная, где селезенка находится и не веря вообще, что такой орган у человека есть. За то, что Кочегар пытался схитрить, поставив на кон то, чего у него нет, они, отрубив тесаком его указательный палец, дорезали бедняге еще и фалангу среднего, чтоб он на будущее знал, что мухлевать со своими нельзя. Впрочем, едва ли это происшествие многому его научило: он по-прежнему играл в кости и проигрывался в хлам, но части своего тела на кон больше не ставил, — нет, сэр, этот урок он усвоил! Ругаясь, что Кочегар и раньше делал постоянно, а с начала своей преступной жизни — так и в несколько раз чаще, он проклинал лгунов-врачей, выдумывающих несуществующие органы и болезни, чтобы наживаться на таких, как он, простых и честных парнях.