Укрощая Прерикон - страница 60

— Писаки из «Брэйввильского вестника» назвали бы это надругательством над высоким искусством бокса, но к ферту их, этих писак! К сфастью, они там, в Стамптауне, до такого надругательства над деревом, как бумагомарательство и сруналистика еще не дошли и не скоро дойдут, уфитывая, как долго у нас все новое приживается. Раньше ринг квадратный справят и огранифат шисло раундов, наконец, фем газеты нафнут штамповать. А то бойцы мрут как мухи, на кладбище мест на всех нет, приходится тела на удобрения пускать. Фермеры-то довольны, трупы за бесценок скупают, их отдают и так, лишь бы забрали, да только все понимают, фто не по-людски это как-то…

— Что не мешает фермерам удобрять покойниками грядки, — вмешался Мираж, — подобная дикость только у вас и возможна, даже для Прерикона это через чур безбожно, по крайней мере для цивилизованной части прерий…

— А фего в этом странного-то? Каждый на свою сторону тянет скатерть, везде так… У них, у организаторов, одно только правило и существует, согласно которому бой нужно остановить, если боец не может продолжать его. А кто ж его знает, когда боец не может-то? Враф? Так у нас такие коновалы встрефаются, фто здоровую ногу запросто оттяпают, с больной ее перепутав! Или сам боец должен знать? У которого желток из выдавленного глаза по лицу стекает, а он кришит, фто хофет драться и фто, главное, может драться! И продолжает драться, и еше одного глаза лишается и, становясь инвалидом никому не нужным, умирает потом от голода, если на ринге не добьют, а его семье, кормильца утратившей, побираться приходиться после… Ай! — ковбой в сердцах махнул рукой, мол, их не волнует, чего меня-то должно? — Ну, еще они с недавних пор бойцов по весу делят, фто б уж совсем громила против коротышки не выходил. Это у них с того времени, кстати, такое повелось, как брат мой, Трентон, отлифился! — похвалился Пит, — Но о Трентоне футь позже, сперва о зелени расскажу.

— И вот влезает на ринг такой бышара, с трудом так влезает, со второй попытки. Тело, представь себе, — гора, шея — толстая и красная, солнцем обожженная, руки — толшиной с те бревна, которые он днем ворофает, ноги — кривые, как у кресла-кафалки, шаркает, когда шагает, — ковбой посмотрел на собственные кривые ноги, — в обшем медведь-шатун! Силы полно, а ловкости и понимания того, куда эту самую силу применить, как ее в удары вкладывать, лишен напрошь. Не боец, — ну совсем не боец, не как наш Джек. Тофнее вроде него, но только совсем зеленый, необуфенный еше тому, как таким, как он, драться.

Ну, он, знафит, выходит и нафинает мяться… — Знаешь, как у олухов бывает: штаны там подтягивать, которые у него постоянно спадают, обнажая голый зад. Фестное слово, кто-то должен таким объяснять, для фего в мире есть подтяжки!.. — воскликнул Пит. — Стоит, знафит, и с неуверенностью так смотрит по сторонам, на противника своего смотрит, на дружков своих, которые его подбадривают и деньги передают. — Шутка ли? — Пит округлил глаза, — десять к одному против него! — Улыбается так неуверенно и глупо. Верно, думает: «Все на моей стороне! Я ж здоровый малый, меня ж все любят, фего же мне бояться? Дохляк какой-то вон стоит, фто ж я его не отмудохаю с такими-то кувалдами! Уже сколько раз было. Здесь, правда, ринг этот ихний, а не кабацкая драка…» — Пит несколько раз сжал и разжал кулаки. — А против него выходит профессионал, у которого за плешами уже куфа боев: на полголовы ниже ростом, ловкий, поджарый, с длинными руками и ногами, сухим телом. Скафет перед ним, как кузнефик, стало быть, разогревается — словом, сразу видно, фто прирожденный боец! У него и секундант рядом, плефи ему растирает. Оба спокойные, собранные, сразу видно, фто делают деньги люди.

— А этот рабофий, ну вообще ни к месту стоит, с ноги на ногу переминается, как матрос, которого незнамо какими ветрами в дом благородных господ занесло, не понимает куда себя деть, боится и шаг ступить. И кажется, все, кроме него, дурака, и друзей его, жадных до наживы ублюдков, неизвестно на фто понадеявшихся, подбивая этого увальня на верную гибель, понимают, фто ему конец… — он замолк, переживая все заново в воспоминаниях.