Укрощение нага - страница 7
Угу. Провести грандмастера? Насквозь видит.
Переглянулся с Мэем, тот тихо улыбнулся, так, уголками губ, неспешно заправил длинную прядь белых волос за свое заостренное эльфийское ухо. Кассия, сидящая рядом с ним, настороженно сузила глаза. Вот же выбрал Мэй жену! Оборотень-волчица! Чутьё звериное, безошибочное!
Ладно, решим по ходу, кто бочонок эля к Картеру притащит. Лессера надо под это дело запрячь! Точно!
Теперь надо по-быстрому решить вопрос с Лётчиком.
Он хотел по-быстрому? Серьёзно? И почему Вист отправил именно его?
Хорошо, Ран был согласен. Он и сам бы заартачился, если бы ему сказали, давай, мол, два часа на сборы и марш жить в другой мир! И все равно. Что упираться? Один Летчик сразу понял, что это бесполезно. Но хотел разобраться, в чем дело. А Ран не знал, что ему сказать. Сам не знал, что так обеспокоило Видящего.
А потом все завертелось!
Он не собирался так срываться, тем более при женщинах. Но, видимо, день тяжелый выдался, что ли. Как увидел руку этого чудилы на плече дочери Лётчика, малышки Ани, так алым глаза и застило. Трансформировался в полную боевую практически мгновенно. Хорошо, у Германа хватило ума девочкам своим глаза закрыть. Не надо было им этого видеть, как он тут рвал всех в хлам! Зато самому откровенно полегчало.
В итоге так они ничего и не собрали, никаких вещей. Лайк выдернул всех в аварийном режиме. Еле успели.
Значит, вот что беспокоило Видящего! Теперь ясно. Жаль Германа, и Машу с Аней. Ну хоть живы остались! А дальше будет видно. Вист их не бросит, придумает что-нибудь. Если уже не держит на примете вариант.
А сам Ран хотел сейчас только одного: снять проклятие с Эша, отследить ауру, откуда вампиру это счастье прилетело, и просидеть остаток ночи с Мэем, Лессером и Эшем. И бочонком крепкого эля!
Глава 4
Этот остров, где все не так, как когда-то казалось нам.
Этот остров, где каждый шаг, словно колокол, рвет небеса.
Пикник «Остров»
Аня.
Аня с мамой сидели в Зоне, в одном большом вместительном кресле, крепко вцепившись друг в друга, словно две нахохлившиеся птички. Отец медленно ходил взад и вперед, сложив руки за спиной, глядя себе под ноги и слушая те невероятные, невозможные вещи, которые говорил им Вистлэнд:
— Прости, Лётчик, все случилось быстрее, чем мы ожидали. Про твой арест Видящий даже не упоминал, это уже были мелочи. На фоне всего остального.
— То есть, нашего мира больше нет? Совсем? — отец уже задавал этот вопрос, но, видимо, не мог уложить это в голове, принять сознанием.
— Теоретически он есть. Но проход туда теперь закрыт. Радиационная пустыня. «Красная зона», первый класс опасности.
Аня не выдержала. Вопрос вертелся на языке:
— А можно было хоть что-то сделать? Остановить войну? Спасти остальных людей? Хоть что нибудь! Вы же маги! Вы всесильны!
Вистлэнд вздохнул, с сожалением покачал головой. Он встал со своего кресла, подошел к окну, рассеянно взглянул на ночное небо. Затем вновь повернулся, в несколько шагов преодолел расстояние между собой и Аней, опустился в соседнее с ней кресло и медленно заговорил, подбирая слова, с искренней горечью:
— Я попытаюсь объяснить. Люди вашего мира встали на путь саморазрушения. Думая, что именно так они достигнут личного счастья. Эти установки стали массовыми.
— Не все люди были такими… — прошептала Аня с болью.
— Я понимаю, что не все были именно такими. Кто-то действовал по этой программе осознанно, кто-то двигался в общем потоке, не задумываясь, кто-то сопротивлялся и жил по совести. Но системе уже было все равно, она запустилась, понимаешь?
— Нет…
— Безнаказанность рождает чувство вседозволенности и всесильности, ты ведь использовала сейчас именно это слово, Аня, верно? И те, кто запустил систему, тоже верили, что могут контролировать абсолютно всё. Попытались поставить себя на одну планку с Богами. Вот результат. Одна ошибка, сбой электронной системы. Незапланированный пуск ракеты с боеголовкой. И адекватный ответ в другой стороны. А дальше — система отреагировала автоматически, и посыпались костяшки домино, друг за другом.
— Вистлэнд, но если Корбут увидел это, вы же могли остановить всё! Эта ошибка… неужели совсем ничего нельзя было сделать?