Улица моего детства - страница 16

— Плакса наша Айбийке, плакса! — И прыгает на торе. — Чуть что, сразу в слезы. Плакса! А я вот никогда не плачу!

Она смотрит на мать, ожидая от нее похвалы. Но мама неожиданно хвалит не ее, а меня.

— Молодец, Айбийке, она добрая… И чуткая к чужой беде. Поплакать тоже не грех, когда на душе горько, и посмеяться, если весело.

У Инжибийке от удивления брови ползут вверх. Я опускаю голову и вытираю краем подола глаза.

Никогда не забыть мне первого школьного дня. А сколько волнений было до него…

В доме все чаще и чаще велись разговоры о том, что скоро мне в школу. До начала занятий оставалось не так уж много времени. Кто же теперь будет смотреть за детьми? Мать это очень беспокоило. Наверное, и Марипат не меньше переживала, ведь и у нее был малыш, но виду не показывала.

Однажды мама решительно заявила, что пойдет к председателю.

— Он же знает, — говорила она, надевая свое выходное платье, — что некому у нас больше смотреть за детьми. Пусть хоть невестке разрешит сидеть дома.

Я давно решила, коль уж пойду в школу, учиться буду только на пятерки. Но если мне будут мешать, если вместо уроков придется смотреть за детьми, то плакали тогда мои пятерки. А я хотела учиться не хуже брата моей подружки Байрамбийке, который уже перешел в третий класс. Он читает без запинки, я сама слышала. Наверное, и с закрытыми глазами сможет. Его фотография на доске Почета висит перед школой. На ней все лучшие ученики красуются. Может, и мою фотографию повесят, там еще есть место, я видела. И Инжибийке тогда просто лопнет от зависти. Она всегда старается ни в чем от меня не отстать, а тут пусть попробует-ка… И так мне стало жалко себя, что свет показался не мил. Ну, какая тут учеба, если ни читать, ни писать…

Мне захотелось помечтать в одиночестве, и я побежала к речке. И пока шла по нашей длинной улице, видела, что в каждом дворе кипит работа. Все что-то делают, хлопочут, суетятся. В одном из дворов, несмотря на полуденный зной, разожгли печь и собирались сажать в нее хлебы, в другом мыли шерсть, чтобы сшить теплые одеяла и связать носки, в третьем штукатурили стены, в четвертом лепили кизяки. Все были чем-то заняты. Никто не сидел без дела. «У всех свои заботы, — подумала я. — Люди не могут беззаботно дремать, как наш щенок Алабай. Нечего и мне горевать. — Я вздохнула, но уже без досады: — Что ж, придется и учиться, и детей нянчить…»

Мама на целых два дня отпросилась с работы, чтобы подготовить меня к школе.

Перво-наперво она сшила мне два платья. Одно из яркого цветастого ситца, легкое, с короткими рукавами-фонариками и с поясочком. Я надела его и стала похожа на нарядную пеструю бабочку с нашего огорода… А второе из тяжелого коричневого атласа, который блестел и переливался, как шкура змеи на солнышке, и было оно совсем не такое, как ситцевое, — с длинными рукавами, с воротничком, юбка в складку. Я еще ни разу в жизни не надевала платья из такого дорогого материала. В нем я показалась себе какой-то очень взрослой.

Мама шила быстро и хорошо, об этом с восхищением говорили все соседи. Платья мои вышли на редкость удачными, вот только длинноватыми были. Как ни упрашивала я маму хоть немного их укоротить, она не соглашалась и стояла на своем: дескать, атлас и ситец после стирки сильно садятся, и потому не стоит торопиться. Я перестала спорить, а про себя подумала: «Придется поскорее их испачкать, чтобы постирать на следующий день…» Мама же — я это поняла гораздо позже — думала совсем о другом, для нее важно было, чтобы платья эти служили мне не один год, вот и сшила она мне, как говорят, на вырост. Марипат и соседка, случайно забежавшая на минутку, увидев на мне атласное платье, дружно щелкали языками и в один голос утверждали, что платье сидит просто прекрасно, будто я слепая и не вижу, что длинное оно. Длинное!..

Внезапно откуда-то со скакалкой появилась Инжибийке. Слушала она, слушала, как расхваливают мое платье, окинула меня с головы до ног презрительным взглядом и выпалила:

— Фи-и-и, на старуху стала похожа наша Айбийке! Смотри не запутайся в таком длинном подоле, а то упадешь!