Улица моего детства - страница 18
…Расчесав волосы, мать занялась моими ногами. Все лето я бегала босиком, пятки стали твердыми как камень, да и ступни были не лучше — сплошь покрыты цыпками да царапинами. Мать уже в который раз меняла воду в тазике и все терла и терла ноги, а я от боли чуть не плакала. Потом мама смазала ранки жиром, остригла ногти и сурово сказала:
— Хватит бегать босиком. Вот тебе старые сандалии, а новые наденешь в школу.
Это меня очень огорчило. Я и представить себе не могла, как можно летом ходить в обуви. Ах, какое же это удовольствие бегать босиком, ощущая голыми ступнями землю, обжигать их в горячей пыли, а потом остужать в прохладной воде речки! Я попробовала возразить матери: ведь до школы или после занятий можно же походить и босиком. Она почему-то рассердилась и вдруг заявила, что девочек с грязными ногами в школу просто не берут. Пришлось согласиться.
И вот наступил долгожданный день.
Накануне я почти всю ночь не спала, боялась, что просплю, опоздаю в школу, и тогда меня не примут, отправят обратно. Поднялась чуть свет и вышла во двор. Смотрю, и мама уже встала, возится около печки, тесто для бавурсаков>2 раскатывает.
— Сегодня же не праздник, зачем делаешь бавурсаки? — удивилась я.
А мама смеется:
— Как же не праздник, если старшая сегодня пойдет в школу? Это очень даже большой праздник!
Я растерялась. До этой минуты я считала, что все, связанное со школой, радует только меня, а для мамы — это лишние заботы. От маминых слов я приободрилась. Как оперившийся утенок, подошла к ней и принялась помогать. И, не переставая, говорила о школе: как буду учиться, с кем сяду за парту, с кем стану дружить. Мне казалось, что сегодня и дрова в печке горят веселее, и масло в чугунке шипит задорнее, и бавурсаки получаются более румяные, нежели всегда.
Из сарая вышла Марипат. Тоже, оказывается, встала раньше меня и успела уже подоить корову. Марипат заварила ароматный чай, заправила его свежими сливками.
Вот и Сакинат проснулась и тут же появилась во дворе. Она взяла веник, подмела перед домом, затем постелила широкую циновку, а на циновку положила, развернув, клеенку. Мама принесла из дому конфеты и пряники, о существовании которых я и не подозревала. Клеенку заставили всякими вкусными вещами — тут тебе и сметана, и сыр, и бавурсаки, и сладости.
Не заставил себя ждать и отец. Ради такого случая он принес из колхозного виноградника отборный виноград.
— Бери, доченька, это твой любимый… — сказал он, кладя сумку с виноградом мне на колени.
Сакинат взяла сумку, выложила крупный черный виноград на блюдо и помыла.
Мы сели завтракать. За чаем все только и говорили что о моей учебе.
— Бедная Айбийке, — сказала мать, взглянув на отца. — Теперь ей будет еще труднее. Ко всему прочему и учеба прибавилась. Двое малышей дома. Не знаю, что и придумать…
— Может, мне самому поговорить с председателем? Если бы Кендали остался в яслях, ей было бы полегче, — задумчиво проговорил отец, сдвинув набекрень кепку и почесывая затылок. — Но ведь он подрос уже. Председателя тоже понять можно: ясли совсем маленькие, сколько женщин сейчас сидит из-за этого дома, а рабочих рук не хватает. Ладно, я попробую попросить за Кендали, — уже твердо сказал отец и посмотрел на меня.
В глазах его читалось: «Все понимаю, доченька, мне очень хочется облегчить твое положение. Но и ты пойми, колхоз наш еще только становится на ноги… Вот когда разбогатеем…» Я тоже очень хорошо его понимала и терпеливо ждала того дня, когда наш колхоз наконец разбогатеет.
— В классе сиди тихо, старайся все запоминать, умные ученики так делают, — наставляла меня Сакинат, она вообще любила давать советы. — Внимательно слушай учителя, тогда много чего узнаешь…
— А если кто-нибудь сзади ущипнет? — спросила я, вспомнив, как кто-то из девочек рассказывал, что мальчишки во время уроков щиплются.
— Развернись и дай этому оболтусу по башке как следует, — быстро нашлась Сакинат.
Мать обернулась к ней и нахмурила брови. А мне сказала:
— Драться не смей. И никогда не ябедничай.
После завтрака отец, Янибек и Сакинат ушли на работу. А мама и Марипат сегодня не вышли в поле.