Уличные птицы (грязный роман) - страница 11

Днем, после работы Граф затащил Кудрявого в баню, пили пиво с водкой, после парной Графу стало нехорошо, он вышел в трусах на улицу и еще раз явно ощутил весну.

Небо становилось теплей и ниже, грязь во дворах стала непроходимой. Ночь отступала, вечерами в каждом дворе “забивали козла”. В эти дни чудно пилось уже казалось надоевшее за зиму пиво.

Время было позднее, Граф стоял в “стекляшке”, пиво кончалось, и народ постепенно рассасывался. Два поддатых крепких парня в кожзамовых куртках упорно подливали и так уже пьяному долговязому очкарику, который пару часов назад светанул хорошими деньгами. Дождавшись, когда народ разойдется, и бросив мутный взгляд на Графа, они потащили длинного лоха прочь, подгоняя его пинками. Граф остался один допивать свою последнюю, восьмую, кружку. Краснорожая продавщица Ася рылась в подсобке. Граф качнулся в сторону прилавка, облокотившись проскользил вдоль, прихватил источенный длинный, узкий нож, которым нарезали бутерброды и проковыривали дерьмо в засорившейся раковине. Оторвавшись от прилавка, Граф резко направился к выходу, распахнул дверь.

Мен в кожзаме сопнул, как кабан, и сделал движение навстречу Графу. Треснул лопнувший кожзам, и кончик грязного, пахнущего селедкой и ливером лезвия, остудил озо’рное сердце. Кожзам ухнул филином, схватился за деревянную ручку ножа, отпущенную Графом на свободу, и стал мертвым. Тело его, отшатнувшись от Графа, упало на спину в рыжую грязь. Из-за угла, хлюпая резиновыми сапогами, прижав руки к животу, боясь опорожниться в штаны, выбежал обалдевший от имеющего место расколбаса косолапый подельник Кожзама. Он, испуганной шавкой, косясь, обежал Графа, торопливо опустился на одно колено возле тела, и, стараясь не смотреть в мертвое лицо, дрожащей рукой выпас и вытащил содержимое внутреннего кармана усопшего.

- Дай сюда,- прошипел Граф.

Разбойник взглянул на голос, и увидел в свете фонаря огромный черный силуэт с распахнутыми черными крыльями; встав на оба колена, и опершись одной рукой в землю, лиходей протянул силуэту три пачки денег, из-за которых двадцать минут назад порешили длинного лоха. Граф пошел прочь. Человеческая боль, не имеющая названия, тяжелая и серая, как свинцовое пушечное ядро, полнила его грудь. За спиной Графа оставались два трупа, и плачущий человек на четвереньках с полными штанами дерьма.

В эту ночь Граф не пил перед работой, он грузил, и похмельный пот с его лица капал на горячий хлеб, а сердце, как сломанный насос, билось с проворотами, толкая в плечо и отзываясь в ошалевшей печени... Кудрявый, добротно вмазанный, до состояния болтливой приподнятости, суетился вокруг Графа: бегал к девкам за аспиринчиком-корвалолчиком и в форме для выпечки черного носил ледяной воды на голову Графа.

Утром, с последней хлебовозкой, Граф, в огромном белом халате поверх фуфайки, уехал за грузчика в пригородный поселок – “так, повыгуляться”. У поселкового магазина стояло несколько телег запряженных лошадьми. Граф сгрузил часть хлеба в магазин, остальное распределил по телегам - в соответствии с накладной. Купил в магазине и осушил до дна трехлитровую банку “Березового сока”. Сказавшись своему водиле, что остается в поселке оттянуться у знакомой девки, не спросясь, залез сзади в одну из хлебных телег. Тронулись. Из-за горы хлеба закрытой брезентом Граф не видел возницы, лишь по едкому запаху чувствовал, насколько крепкий самосад тот курит. Возница был молчалив, он пускал дым и изредка ласково похлестывал кнутиком лошадиный зад.

Граф маялся в дурмане, который знаком всем запойным пьяницам. Сон и реальность перемешались, как сухой чай и речной песок. Душа распухла и болела, она придавливала легкие – мешала дышать. Отросшие до плеч волосы перепутались, они неприятно лезли в рот и щекотали нос. Снаружи и внутри головы раздавались отчетливые вскрики и реплики знакомых и незнакомых голосов: “Слепой!”- нервно вскрикивал один голос; “Точно, точно, слепой,”- доносилось из глубины; ”Оно и лучше, что слепой,”-сказал голос Кудрявого; “И я про тоже,”- сказали из глубины; ”Встать!”- скомандовал визгливый голос. Граф рывком поднялся и взглянул на реальность – телега ползла по улице маленькой деревушки, целыми стояли всего три дома. Над головой, среди великолепных позолоченных султанчиков ракиты, орала безумная птица.