Улыбка Моны Лизы - страница 28

Так ты разочаровался в любви?

Ее слова эхом отозвались в его памяти.

Люк покачал головой. Ему не нужна любовь. Черт, ему не нужна и надежда, которая, сменяясь разочарованием, тоже причиняет боль. Как он может забыть недели своего бессильного гнева после того несчастного случая, а потом длительный период реабилитации, когда он сделал Ники мишенью всех своих отрицательных чувств? Как он сейчас презирал себя за то, что так поступил с ней! Да и позже, не желая помнить о своем презренном поведении, он просто старался забыть о Ники.

— Люк?

Голос матери остановил его размышления, он потер лоб:

— Скажи, ты помнишь Ники Йоханссон?

— Конечно, она помогала тебе не отстать по программе, когда ты лежал в больнице. Милая девочка.

Фигура Ники всплыла в памяти Люка, и он улыбнулся… она уже не девочка.

— Она здесь, — сказал он, — работает в саду и разговаривает с дедушкой об искусстве.

— Я не удивлена. Мне она всегда нравилась. Честно говоря, я надеялась, что ты станешь встречаться с ней. Что касается Сандры…

Как ни странно, Люк спокойно отнесся к упоминанию о прежней невесте:

— Ты не любила Сандру?

— Хм… думаю… у нее были хорошие качества.

Кривая улыбка возникла на лице Люка. Кроме физической привлекательности Сандры и искушенности, он не мог вспомнить ни одной ее положительной черты. Он думал, что она само совершенство, когда просил выйти за него замуж, а сейчас не мог вспомнить ничего хорошего.

Любовь не виновата. Мой брак разбился, потому что я выбрала не того мужчину.

Мы оба выбрали не тех.

Замолчи, приказал он раздраженно.

Но Ники была права, и теперь он никак не мог отделаться от этой мысли. Правда заключалась в том, что он никогда не любил свою невесту. Желал? Да. Но не любил. Возможно, без Ники он так и не признался бы самому себе, что Сандра была всего лишь трофеем. И его подружка в школе была таким же трофеем для победившего героя. Он выбрал ее из-за красоты и популярности, а не из-за ее внутренних качеств.

— Люк?

— Не волнуйтесь обо мне. Все хорошо. Слушай, я должен идти. Дедушка ложится спать, возможно, ему нужна помощь.

Они попрощались, и он положил трубку.

Что значит быть счастливым?

Счастлива ли Ники? Она такая добрая, даже к нему, к мужчине, которого должна была бы избегать. Говоря по правде, у нее гораздо больше причин ожесточиться и разочароваться в жизни.

Но она не разочаровалась.

И он должен был понять — почему.

Ники насадила половинку лимона на старомодную нефритовую соковыжималку, которая принадлежала еще Мэри Маккейд. Ей нравился этот нехитрый предмет. Тысячи лимонов, должно быть, были выжаты на нем, и из полученного сока готовили лимонад и другие напитки. Бесчисленные лимоны — бесчисленные истории преданности и единения семьи жаркими летними днями.

— Давай я, — предложил Люк.

— Ты не выдавишь весь сок, — возразила она, пробуя уклониться от его рук.

— Ну, дай попробовать, — попросил он, заманивая Ники в ловушку между ним и столом.

Ники замерла. Она была почти прижата к его мускулистому телу. Он отодвинул в сторону ее руки и начал выжимать лимоны быстрыми, экономичными движениями, швыряя пустые половины в миску. С каждым движением Люк все теснее прижимался к ней. Вероятно, она не должна была воспринимать все всерьез, ведь профессор мог войти в любой момент.

Но, очевидно, это совсем не беспокоило Люка.

Он попросил ее подержать соковыжималку, а затем начал ласкать ее сосок свободной рукой. У Ники подогнулись колени, и тогда он прижался к ней еще теснее. Она почувствовала его упругие бедра и всю силу его желания.

— Мы не должны…

— Не должны что? — Он коснулся ее шеи. — Слишком поздно. Обернись, — прошептал он.

Она обернулась и встретила его губы. Когда они наконец могли опять свободно дышать, он уперся лбом в ее лоб. Целуя ее снова и снова, он пробовал скрыть свое возбуждение, но Ники явственно чувствовала, в каком он состоянии.

— Надо заканчивать с лимонами, — пробормотал он наконец.

Кивая, она выскользнула из его объятий.

Ники стала насыпать сахар в старый кувшин его бабушки. Но краем глаза она видела Люка, особенно страдальческое выражение на его лице.

— Это действительно так болезненно? — с любопытством спросила она. Для нее возбуждение выражалось лишь в общей истоме тела.