Унция или Драгоценное Ничто - страница 11
Первую формулу, в которой радиус персональной «пустоты» равнялся бесконечности сознания, разделённой на глубину и скорость мысли, умноженные на амбиции в сумме с волей, возведённые в квадрат целеустремлённости, студент-математик вывел вилкой прямо на дубовой столешнице пражского гастштедта.
Долгое бдение над следующим уравнением выгнало его на улицу, где, начертив вокруг себя несколько увеличивающихся кругов, он полностью остановил движение пешеходов, экипажей и авто.
– Стойте, люди! – громогласно восклицая, Пуп бегал туда-сюда с расставленными в стороны руками. – Вы же все топчете мою душу!
Чудом избежав жёлтого дома на окраине города, он решил временно стать невидимым и в таком, родственном предмету, состоянии разобраться, как тонкий мир устроен и каким образом внутри себя сообщается. С этой целью была снята комнатка, в которой, кроме стола, стула и библиотечной стремянки, никакой мебели не было. Старенькое пианино, вросшее в стену, Якоб, ослеплённый вызовом, не заметил.
Уравнение, начавшееся на бумаге, постепенно переползло на столешницу, потом под неё, а когда и там не осталось живого места, сбежало чернильным водопадом по тумбе стола на пол. Покрыв его узорчатым ковром, оно захватило сиденье и спинку стула, после чего перепрыгнуло на стену, где через пару часов наткнулось на пианино. Когда крышка клавиатуры была исписана с обеих сторон, и Пуп взялся за клавиатуру, случилось именно то, что принято называть случайным озарением. Химический карандаш, касаясь клавиш, пробудил музыку, которая зазвучала в пустой комнате, а следом, и в молодом математике, привнося в формулу свои незримые, но зычные величины.
Испещрив остаток стены, уравнение с диезами и бемолями взбежало по стремянке на потолок и завершилось на плафоне люстры, куда Якоб забрался, балансируя на финальной части своего открытия. Когда же в формуле была поставлена точка, гений, во рту которого трое суток не было ничего, кроме чернильного карандаша, рухнул вниз в голодном обмороке.
Так, под крики потревоженных соседей, на свет родилась матемузыка – научное искусство, стирающее границы мыслимого, ведь всем известно, что и математика, и музыка по отдельности могут изобразить что угодно, но сообща – способны творить чудеса!
Первая модель пустоскопа заняла всю комнату и в момент запуска напрочь лишила квартал электричества. Вторая – в два раза меньше места и полквартала, а ещё через несколько лет удалось организовать проход в «пустоту», поместив агрегат в платяной шкаф и более не тревожа соседей. Теперь для путешествия в тонкий мир надо было наиграть формулу на пианино и, закрывшись в гардеробе, подключить к пупку кабель эфирного диоптра.
В самом начале опытов, Пупа, окутанного разноцветной дымкой, навещали очаровательные юные эльфы с крыльями бабочек и настороженные, искрящиеся гномы. И те и другие принадлежали перу разноязычных сказочников и обитали в первом слое мировой «пустоты».
Проникнув во второй слой, исследователь попал в эфемерное собрание мировой живописи, впитавшись капелькой золотистой охры в солнечный залив на картине Уильяма Тёрнера. Из залива он вышел «в открытое море – суровый и дальний поход», следуя подхватившему его мощному течению незнакомой песни, и там, изнемогая от качки, очутился на борту корабля-призрака, несшегося «по спиралям смещающихся ураганов».
Со временем, дабы путешествовать на высоких скоростях, изобретатель заменил пианино фисгармонией и сочинил себе лёгкую крылатую гондолу.
Забираясь всё глубже и дальше, Пуп, словно Магеллан, нёсся по неизведанным эфирным далям, островки которых являли собой плоды труда чьих-то гениальных душ, сумевших подняться до горних вершин и застывших блестящими хребтами созидательных откровений.
«Атлас Мировой «Пустоты», который он начал составлять, походил на обычную географическую карту, материки и океаны которой проецировались на подобные себе в тонком мире. С той разницей, что эфирные моря и континенты состояли непосредственно из того, из чего был сделан внутренний мир их обитателей. В глубинном сечении «пустота» напоминала слоёный пирог, каждый корж которого был пропитан звучанием своего времени.