Унэлдок - страница 9
Но допрашиваемый и допрашивающий всегда говорят на разных языках.
«Шшшто. Ты. Зззнаешшь?!» – напирал касторовый, и казалось, что ему совершенно не нужны никакие ответы. Казалось, он просто выполняет свою роль – шипеть и скрипеть.
Второй офицер тем временем вкрадчиво убеждал Славку, что отец его погиб не случайно, а покончил жизнь самоубийством, чтобы избежать справедливого наказания, совершив, таким образом, преступление не только перед страной, но и перед Богом.
Грешник со всех сторон.
Но только не для Славки. Тогда, сидя в одних трусах на стуле посреди пустой столовой, он сделал единственное, что мог сделать в той ситуации – поручился за отца нерушимой клятвой МолПатРосовца, дважды ударив себя кулаком в грудь, там, где сердце.
Я – в стране, страна – во мне!
Но магия клятвы на офицеров не подействовала.
Касторовый едва слышно выдавил: «Идиот, баля!» А тот, что сидел на корточках, продолжал мягко, но настойчиво вползать Славке в душу.
«Я вижу, парень, ты патриот, – задушевно улыбался он. – Ну, так помоги нам, стране и себе заодно!»
Помочь стране Славка был готов. Всегда готов! Он готов был умереть за страну. Это счастье – принести себя в жертву на благо Родины, на благо сограждан! Он так им и сказал. Мягкий обрадовался. Тут же подсунул лист бумаги и ручку. В глаза бросилось слово: «Заявление». А чуть ниже Славка прочёл: «Я, Ярослав Алексеевич Ладов, выявил в своём отце, Алексее Петровиче Ладове, врага России…» Дальше он читать не стал. И протянутую ручку не взял.
Госбесы требовали от него не красивой геройской жертвы, а предательства. И от слов их веяло не пороховым дымом славной битвы, а подвальной сыростью.
Ложь – оружие врага. Правда – щит и меч патриота. Он был уверен, что правда на его стороне. Был уверен, что в скором времени всё прояснится. И тогда эти офицеры ещё извинятся перед ним и похвалят за проявленную стойкость и верность своим убеждениям. А пусть даже не извиняются и не хвалят, лишь бы с отца было снято обвинение.
– Да ясно с ним всё! – Касторовый сплюнул на пол. – Заканчивай с ним сюсюкать. Воспитали идейных идиотов себе на голову!..
– Подпиши, – уже безо всякой надежды сказал второй. – Жизнь же свою погубишь.
– Папа не виноват! – угрюмо твердил Славка.
Даже когда следующим утром его синий унэлдок заменили белым, он всё ещё продолжал цепляться за свою веру в непременное торжество справедливости.
Их так учили.
Так он стал люстратом. Страна исторгла его из себя, а он, хоть и не сразу, исторг из себя Страну. Не Родину, но государство, отправившее его в изгнание в самый низ по социальной лестнице.
Я – в говне, говно – во мне.
Такой лозунг был в ходу среди воспитанников школы-интерната закрытого типа для правоограниченных, куда переправили Славку из Дома Семьи. И лозунг этот был весьма точным, хотя и подпадал под статью об оскорблении государственных символов. Поэтому его редко произносили вслух, ограничиваясь двойным похлопыванием себя по заду. Пароль отверженных – кто знает, тот поймёт.
Славка тоже хлопал себя по заду и постепенно привыкал к новой реальности.
Время – знатный штукатур.
**
И теперь в далёкой губернской глуши, на границе тины и чертополоха случилось невероятное – самая верхушка социальной пирамиды под воздействием трагических, но счастливо разрешившихся обстоятельств соприкоснулась в бурых водах Новоладожского канала с самым что ни на есть социальным дном.
С того самого момента, как Славка увидел золотой браслет на руке спасённой им девушки, он больше не мог думать ни о чём другом. Только о том, кто есть он и кто есть она. И о той пропасти, которая их разделяла.
Он с неприязнью ощутил, как внутри разрастается плебейский страх, сковывая мышцы, превращая лицо в непослушную застывшую маску. Даже дышать стало тяжело, будто воздух в себя приходилось втягивать через мокрое полотенце. В тот момент ему хотелось только одного – вскочить и удрать без оглядки. Лишь бы снова почувствовать себя собой.
Не помогало даже то обстоятельство, что он ничем не был обязан этой «светлой». Напротив, это она была перед ним в долгу. Но печать неискупляемой вины, лежащая на всех «белых», переворачивала всё с ног на голову. Ты виноват лишь тем, что хочется мне кушать… – эту басню достопочтимый пересмешник былых времён написал именно о таких, как Славка.