Унеси меня на Луну - страница 17

стр.

В зале приглушили освещение, включили прожектор, и в круге света появился Костас.

— Леди и джентльмены, сегодня я приготовил для вас нечто особенное. Представляю вам Бена Эстеза!

После небольшой паузы раздались жидкие аплодисменты. И вот перед публикой предстал Бен. Послышалось несколько восхищенных вздохов, сплошь женских, один из них исходил от Софии. «Бен выглядит потрясающе, — подумала она. — Боже правый, как же он обаятелен!»

— Первую песню я хочу исполнить для одной красивой девушки, с которой только что познакомился. Я наблюдал за ней от стойки бара и вот что я вам скажу: она невероятно привлекательна. Эта песня для тебя, София.

По залу поплыли пьянящие звуки струнных. София затаила дыхание. Бен запел «Как ты выглядишь сегодня вечером». Его голос звучал безупречно чисто и невероятно эротично. Он захватил Софию, казалось, мощная волна накатила на нее, подняла на гребень и выбросила на какой-то заколдованный берег.

— И у тебя свидание с этим хлыщом! — зарычал Джозеф. София пришла в ужас и зашикала на отца:

— Замолчи!

Она пыталась говорить тихо, но получилось так же, как у отца, если не громче.

— Он строит из себя Фрэнка Синатру! — продолжал бушевать Кардинелла.

На этот раз к нему повернулась Дебби:

— Папа, нельзя ли потише, ты не на футболе.

— Паршивый певец, — вмешался Винсент.

София презрительно взглянула на неудачливого жениха. Внезапно раздался грохот — это Ребекка стукнула кулаком по столу.

— У этих ублюдков ни стыда ни совести! Пока я ухаживала за больной матерью, они водили своих шлюх прямо в мою спальню! Все мужчины — свиньи и обманщики!

София зажмурилась.

«Этого не может быть, мне просто снится кошмарный сон!»

— Забери свои слова обратно! — рявкнул Джозеф. — Я своей Жаклин никогда не изменял!

— Значит, это происходит на самом деле, — с несчастным видом прошептала девушка.

Бен, как истинный артист, закончил свое посвящение Софии и перешел к следующей песне — «Мой город».

Тут-то Джозеф и взорвался:

— Как он посмел? Это все равно что сжечь государственный флаг! Фрэнк Синатра — это святое. Несносный кривляка! Пусть этот сукин сын кончает свое нытье! Сейчас же! Где Костас? Приведите ко мне Костаса!

Толстый Ларри и Малыш Бо вскочили и бросились на поиски хозяина ресторана. Софии ужасно хотелось залезть под стол и уползти. Возле них остановился Костас с бутылкой вина в руке.

— Скажи, Костас, сколько лет я привожу свою семью в «Виллу»?

— Лет двадцать пять, не меньше, — ответил тот. Джозеф ткнул пальцем в сторону Бена:

— Из-за этого дешевого циркача мне больше не хочется сюда приходить.

— Считай, что его уже нет, Джо, — ответил Костас. — Он больше не будет петь в моем ресторане, я даже не разрешу ему здесь есть. Да что там, я даже не позволю ему заказать еду на вынос!

Джозеф кивнул, немного успокоившись, и потрепал Костаса по щеке:

— Ладно, всем нам случается совершать ошибки. Только сделай так, чтобы этот поганец замолчал прямо сейчас, ладно? Пусть моя семья поест спокойно.

— Папа, это отвратительно! — возмутилась София.

— Ты сто раз права, это и впрямь отвратительно, — парировал отец.

Костас посмотрел на Бена, беззвучно произнес одними губами: «Кончай!» — выразительно провел пальцем по горлу и подошел к нему вплотную. Через считанные секунды музыка прекратилась, и мужчины вполголоса продолжили выяснять отношения возле стойки бара.

— Слава Богу, что эта семья не любит оперу! — вздохнула Дебби. — Представляешь нас в «Метрополитен-опера»?

София повернулась к отцу, она вся кипела от ярости.

— В жизни не видела такого грубого поведения!

Джозеф ударил себя кулаком в грудь и огляделся, как будто обращался ко всему ресторану.

— Эта девчонка не явилась на собственную свадьбу, и она еще смеет говорить мне о грубости! Это просто плевок в душу!

В разговор вмешалась тетя Ребекка:

— Мальчик поет песни Синатры, ну и что с того? Синатра тоже был свиньей и обманщиком.

К столу наконец вернулись Толстый Ларри и Малыш Бо. Они подошли к Джозефу:

— Босс, Костаса нигде нет.

Джозеф покачал головой:

— Ребята, вопрос уже решен, но все равно спасибо.

София встала, мысленно кляня на чем свет стоит папину «фрэнкоманию».