Упирающаяся натура - страница 14

Один духовно опытный читатель выразился об «Адаптации» в том духе, что её богоискательский пафос предназначен для тех, кто «болтается посередине». Что она как бы для «чайников». Мне кажется так: неизвестно, куда идёт человек, довольный собой, считающий, что он всё делает правильно. Настолько неизвестно, что лучше не спрашивайте. А тот, кто «болтается посередине» (сомневается, вопрошает, грешит и кается, кается и грешит), подобен человеку, постукивающему наугад по пуленепробиваемому стеклу монеткой. Говорят, есть там такая точка: если в неё попасть, стекло обрушится. Может, и врут.

Неважно.

Важно, куда стучишься. Зачем стучишь.

Владимир Маканин написал.

Что именно, трудно сказать.

Окна бельэтажа высоко, с улицы не допрыгнешь. Так, мельтешение волшебных теней под звуки непривычной уху мазурки.

Сначала вам покажется, что это написала Ксения Букша.

Потом вы вспомните о распространённой среди интернет-дам форме невроза: писать без знака препинания «точка» — исключительно многоточия или восклицательные знаки в неограниченном количестве.

И в конце концов вас озарит: это пьеса. Гениально замаскированная под прозу. Гениально — потому что непонятно, зачем.

Как раз в те дни, когда я мусолил журнал с тем, что написал Владимир Маканин (название там трудное, я забыл), довелось стать очевидцем ещё одного культурнейшего события: фильма Никиты Михалкова «Цитадель».

В знак протеста против антимихалковской кампании фильм мне понравился. Но, сказав «а-а», приходится говорить «бэ»: новое «написал» Маканина как две капли воды похоже на то, что снял Михалков.

Действие там и здесь будто происходит в театре Любимова. А театр Любимова, как ему и положено, расположен в аду.

Там всё как здесь, но с очень незначительными смещениями. На полмолекулы. Во всём, кроме тебя. Ты такой же, обычный. Поэтому тебе и не лезут в горло адские модернизированные водка и огурец. Умыться, почистить зубы, съесть яичницу, уснуть, вскрыть себе вены, расшибить голову об стену и почесать подмышку тоже не можешь. И всё время эдак, знаете, тянет под коленками. От этого вам становится настолько нехорошо, что у вас возникает желание тоже сделаться адским — полюбить театр Любимова. Чтоб это неприятное положение вещей мира (относительно вас) наконец закончилось.

Такова уж убеждающая сила искусства. Смотреть фильм Михалкова, не считая, что он гениален, нельзя. И точно так же нельзя просто так, без приседаний с поклонами, читать «написал» Маканина.

Проще говоря, люди ругают фильм Михалкова ровно за то, чем они восхищаются в театре Любимова. Ругают не потому, что Любимов это делал хорошо, а Михалков плохо, — ругают не за то, КАК, а за то, ЧТО. Так ругал бы самого Любимова, брызжа слюной, какой-нибудь дедулька-ветеран с костылём и орденскими планками на пиджаке, ни черта не смыслящий в высоком искусстве, но заседающий в ещё более высоком парткоме.

То есть тупо пересказывают сюжет, хихикают над несуразностями в изображении военных действий, требуют достоверных психологических мотивировок поступков героев, возмущаются, почему у героя какая-то машинка для обрезки сигар на руке.

То же и я с Маканиным: точки, многоточия, Букша…

Ты суть ухватил? Понял, что это евангельская по масштабу история о верности и предательстве, о лжи как о метафизическом клее бытия, и всё такое?!

Не понял.

Я в последнее время ничего сложнее Гайдара не понимаю. Не хочу понимать. Такая выработалась внутри «программа».

Недавно говорили с Басинским. Он спрашивает:

— Нравится тебе писатель Боря Евсеев?

— Честно говоря, не очень…

— А почему?

Ответил первое, что пришло в голову: «У него темы нет».

— Ну да, — согласно потух Басинский. Но тут же несогласно воспрял:

— А у кого она есть?

Дескать, в непростое время живём.

Паша, мы действительно живём в непростое время. Как при Советском Союзе в искусстве было засилье «воспитательной роли» (а всяким там любимовым по башке, по башке), так и сейчас засилье эстетской пустоты и бессмыслицы, или, как говорит критик Наталья Иванова, — «литературного вещества». Чем больше «вещества», тем лучше, потому что чем его больше, тем меньше смысла.