«Упрямец» и другие рассказы - страница 22
Он так мало прожил с этой болезненной, тихой и нежной женщиной, и было это так давно, что от его любви к ней осталась только привязанность к ее портрету — единственному его другу в этой заброшенной комнате на протяжении стольких лет.
— Но теперь другое дело… Совсем другое дело! — старался найти себе оправдание Петров, не в силах превозмочь обаяния, которое излучал нежный облик женщины на портрете. Черты ее были уже едва различимы в окутанной сумерками комнате. — Нет, право, неловко! Девушка впервые входит в дом — и встречать ее… покойниками!.. А все же…
— Господин Петров! Господин Петров… — ворвался в комнату девичий голос, такой же теплый и ласковый, как весенний вечер за окном.
Послышался стук в калитку. Залаяли собаки.
— Господин Петров!
— Иду, иду! — крикнул в ответ Петров, поспешно рванул со стены раму, сунул портрет под кровать и проворно выбежал во двор, даже не закрыв за собой двери.
С какой стремительностью налетел он на хозяйских собак и разогнал их! С какой силой дернул и распахнул калитку, чуть не сорвав ее с петель!
— Пожалуйста! Милости просим! Прошу вас! — звенел его голос. — Сюда, пожалуйста, налево! Я сейчас зажгу лампу. Одну минуточку!
Пальцы его дрожали. Стекло звякнуло о гвоздь, на котором висела лампа.
— Смотрите не разбейте! — смеялась с порога гостья. — Мы ведь, собственно, могли бы и не входить в дом.
— Что вы! Как можно! — лепетал Петров. — Нет уж, вы должны поглядеть, кто мы да что мы… Ну, вот и готово! «Licht, mehr Licht!»[10] — помните, у Гете? Пожалуйте! — все так же стремительно кинулся он к гостьей, придерживая за локоть, ввел в комнату высокую черноглазую девушку в белой блузке.
— Вот оно, мое холостяцкое логово! — обвел он рукой комнату.
— Логово? — девушка вскинула тонкие бровки, и из алых ее губ, словно из родничка, вновь зажурчал смех.
— Да, да! — Петров откинул со лба седую прядь. — Живем одиноко, но зато свободно, как сказал поэт. Садитесь, пожалуйста. Располагайтесь поудобней! Как же вы оставили этого… Вылчева?
— Он побежал проведать захворавшего ученика. Мальчика нужно отправить…
— Знаю, знаю! — прервал ее Петров. — Вылчев всегда сыщет себе какое-нибудь занятие. А вот для друзей у него времени нету. Много ли здесь, в селе, интеллигентных людей, а он и знаться с нами не желает. Скитается с рыбаками по Дунаю либо на охоту ходит; где ночь застанет, там и ночует. По утрам от платья его вечно пахнет сеном, в волосах торчит солома! Нет, такой человек не может быть другом жизни!.. А здесь, дорогая Стоянова, без друга нельзя. Весною-то еще куда ни шло, но когда придет зима, ударят морозы, когда завоют лютые волки…
— Какие волки? — испугалась Стоянова.
Улыбка впервые сбежала с ее лица.
Петров небрежно пояснил:
— И наши, и с румынского берега. Румынские — те сходят с Карпат и пробираются в Болгарию через Дунай, по льду. Всю зиму воют вокруг села.
— Ой, мамочки!
Окруженные густой сетью морщин бескровные губы старого учителя решительно сжались.
— Не бойтесь! В самом селе волки не показываются. И кроме того, вы… Как бы это выразить?.. Здесь, в этой маленькой комнатушке, вы всегда найдете… друга. Соберемся вечерком, затопим печку… э… Да… затопим печку и будем пить чай. У меня и книги ведь есть! — Петров протянул руку, достал с полки книгу, подбросил и, поймав, с таким восторгом хлопнул по ней ладонями, что из нее выпорхнуло серое облачко. — Запылились, — смутился он. — Давно не брал их в руки. Да и к чему читать в этом одиночестве, когда не с кем слова сказать. Но теперь дело другое, совсем другое. Теперь здесь вы… Будем встречаться, читать, беседовать…
Тихое, ласковое бормотание старого учителя успокоило девушку. Она сидела, откинувшись на спинку стула, склонив набок голову, и, поглаживая кончиками пальцев бархатную скатерть, которой был покрыт стол, тихо и певуче заговорила:
— Видите ли, господин Петров… Я знаю, вы меня поймете… Я ведь только первый год учительствую! И я так рада, что встретила вас… Нет, нет, вы не поверите, я просто счастлива! Ведь у вас большой опыт, вы знаете жизнь, вы направите меня, научите, предостережете от ошибок…